Голландия
Шрифт:
— А что с тюльпанами? — спрашиваю я.
— Тюльпаны, — отвечает консультант, — выращивают за дюнами, на песчаных почвах между Хаарлемом и Гаагой. Они занимают около восьми тысяч гектаров. Мы экспортируем луковицы. Срезанными же цветами торгуют только в самой Голландии. Они продаются в Голландии. Экспорт луковиц гиацинтов, тюльпанов, нарциссов, гладиолусов, крокусов, корневищ георгинов приносит девяносто миллионов гульденов в год. Чтобы вывести новый сорт, нужно семь лет, а чтобы запустить его в продажу — пятнадцать.
С нами здоровается человек в кепке, занятый чем-то вместе с другими
— Это хозяин. В этом городе есть очень состоятельные люди, но никто не выставляет напоказ свое богатство. Аалсмеер — образец демократии. Здесь хозяйская дочка еще может выйти замуж за славного рабочего парня.
Мы выходим. Каналы и теплицы окутаны легкой дымкой.
— Но в цветах по-прежнему сияет солнце, — замечает мой провожатый-садовод.
В семье
После Аалсмеера мы едем в Утрехт, чтобы повидаться с моим голландским издателем, а потом пообедать в гостях у Нико Йессе, врача и фотографа, который работал со мной над альбомом «Женщины Парижа». Дорога идет вдоль маленьких озер, в которых отражаются мохнатые плюмажи камышей. Совершенно гладкая равнина простирается под серым небом до самого горизонта, где между небом и землей, вдоль тонкой горизонтальной черты вырисовываются низенькие домики, колокольни, башни, выделенные чуть более темным серым цветом.
Немного поближе, среди лугов, виднеются правильной формы кучи, сложенные из брикетов торфа. Голландские недра богаты этой черной, жирной землей. Голландцы определяют места ее залегания по тому, как пружинит почва, мягко проседая под ногами, а потом выравниваясь. «Het land leeft, — говорят они, — здесь земля живая». Плиний и Тацит восхищались бретонцами, готовившими пищу на «кострах из земли». Прежде чем в Голландию пришли уголь и электричество, торф сослужил стране неоценимую службу. Поэты усматривали в этом топливе, которое медленно разгорается, но долго не гаснет, символ голландского терпения и постоянства.
Процесс образования низинных торфяников по-своему загадочен и прекрасен. Торф получается из перегнившего дерна и древесины. И в наши дни можно видеть в стоячей воде каналов слой ярко-зеленого ила. Если его убирают, чтобы очистить канал или чтобы продать, потому что этот ил ценится очень высоко, на том же месте вскоре образуется новая зеленоватая пленка. В те времена, когда вся Голландия представляла собой одно огромное болото, мох, камыши и тростник падали в воду, и на дне постепенно формировался слой из растительных остатков. Постепенно перегнивая и задерживая пузырьки воздуха, он становился легче воды и всплывал на поверхность. На этой плавучей земле вырастала трава. Со временем появлялись кустики ольхи и ивы; их корни насквозь пронизывали торфяные островки, поднимавшиеся и опускавшиеся вместе с уровнем воды, покорные воле ветра. Плиний описывал ужас римлян, увидевших ночью на одном из озер лес, плывший навстречу их кораблям. «Пришлось, — говорил он, — вести морское сражение против деревьев».
Нико Йессе живет в маленьком городке, насчитывающем две тысячи жителей, близ Утрехта. Прелестный старинный Амейде стоит на реке Лек, одном из рукавов Рейна. Нико пригласил меня на семейный обед, ничем не нарушивший повседневного уклада жизни. В просторной гостиной, выходящей окнами на реку, дети важно приветствуют меня: «Bonjour, monsieur!». В школе они учат французский, английский и немецкий. Мне предлагают традиционную можжевеловую водку. Столовая служит одновременно и комнатой для приготовления уроков. В большой клетке пронзительно перекликаются желтые и голубые попугайчики. На стенах — яркие картины, написанные в манере Ван Гога.
Меню: великолепный суп, аромат и вкус которого усиливают хорошо проваренные колбаски; тосты с копченым угрем и uitsmijter. Это — простое и здоровое национальное кушанье. Вы берете из корзинки ломтик хлеба, кладете на него тонкий ломтик ветчины, а хозяйка дома увенчивает это сооружение яйцом-пашот. В общем, получается то же самое, что англичане называют «ham and eggs», только хлеб не обжарен, и ветчина холодная.
— Что значит «uitsmijter»?
— Так называют парня, который выпроваживает пьяниц из кафе.
— А какое отношение он имеет к этому мирному блюду?
— Сами не знаем… Наверное, дело в том, что эта еда прогоняет голод.
На десерт — маленькие булочки с изюмом. В корзинке лежат также ржаной хлеб и коврижка. На столе — копченая говядина и другие сорта мяса. Короче говоря, в Голландии «обед» — это в основном холодные блюда, где главные роли отведены хлебу и мясу.
Я восхищаюсь примерным поведением детей. Старшие девочки помогают матери и служанке подавать на стол. Попугайчики болтают без умолку. Веселая домашняя обстановка. Лучшего я и желать не мог.
Из Амейде нельзя уехать, не осмотрев ратушу — маленький шедевр архитектуры. Простота форм, гармония цветов, изящество башенных часов и колоколенки — на это кирпичное строение невозможно наглядеться. Потом мы едем вдоль Лека (он же Рейн) в направлении Гааги. Барж на реке не меньше, чем грузовиков на каком-нибудь шоссе. Паром довозит нас до Схоонховена, небольшого старинного городка-крепости, где мне предстоит посетить фабрику серебряных изделий. Как подобное производство могло возникнуть в этих краях? Кто знает? Ведь все это случилось так давно. Техника мало чем отличается от той, которой пользовались серебряных дел мастера в Древнем Риме или Галлии. По-прежнему в почете старинные образцы. Например, здесь гравируют пряжки, украшающие куртки волендамских мужчин.
Из Схоонховена, через болота, каналы и луга едем в Гауду. Нас ждет степенный и радушный заместитель бургомистра. Он дарит нам глиняные трубки — секрет их изготовления местным жителям открыли английские солдаты, состоявшие на службе у принца Морица. Ратуша выстроена в готическом стиле; общественные весы, на которых по четвергам взвешивают головки сыра, сделаны, вероятнее всего, в XVII веке; церковь Святого Иоанна, поражающая своими размерами и величием, славится невероятной красоты витражами. Во Франции соборы, по большей части, были возведены в XII–XIV веках, иногда раньше. Их темные витражи с теплыми красками свидетельствуют о мистической вере. Церковь Святого Иоанна в Гауде построена во второй половине XVI века, и свет проникает через шестьдесят четыре окна, доходящие до самого свода, сквозь большие светлые стекла — бледно-голубые, жемчужно-серые, ярко-желтые.