Голод. Дилогия
Шрифт:
– Не было и не будет в Скире никого прекрасней этой танцовщицы.
Марик вздрогнул, пытаясь понять смысл произнесенных слов, перевел взгляд на Насьту и замер: на каменной плите за его спиной лежал человек.
– Играй, Насьта, – попросила Кессаа и присела на пол. – Зеркало. Кинжал. Пуповина. Зверь. Ребенок.
Она подняла серую полосу, стиснула в кулаках ее концы, сжала, прошептала короткое слово и мгновенно сплела ту саму оправу, которую взяла в храме. Затем подняла осколки и один за другим вставила их в серую округлую рамку.
– Ну, – нетерпеливо прошептал Ирунг.
– Зеркало, – вымолвила Кессаа и повернула рукоять оправы – и тут же почти закричала сдавленным голосом: – Кинжал!
Свет ламп словно померк, или воздух в зале стал непрозрачным, подернулся серой мглой, которая вот только что клубилась в глазах Кессаа, только Марик едва мог рассмотреть силуэты Насьты, Ирунга, Айры, и лишь Кессаа была видна каждой черточкой – не из-за того ли, что зеркало в ее руках слилось в черный диск, который дрожал и искрился, словно масло, пролитое на черный камень, и один холод исходил от этого масла.
– Сил нет, – прошептала Кессаа и повторила, закрыв глаза: – Кинжал.
– Помни об Оре, парень, – ударила баль по плечу Айра и шагнула вперед. Подняла кинжал, размахнулась и ударила в зеркало, выкрикнув при этом:
– Пуповина!
Смерч, который чудился Марику, словно сон, проникающий в явь, встал перед Кессаа, сожрав и Айру, и кинжал. Мгновенно он уперся в потолок храма, разлетелся в стороны темной пеленой, закрутился сверкающей колонной и с визгом, словно еще один течень вылился на обезумевший город, лопнул.
Марик поднялся с пола в кромешной темноте, смахнул с глаз что-то напоминающее пепел, потрогал лицо, недоумевая – обморожено оно или обожжено. В центре зала, там, где осталась Кессаа, что-то шипело и сыпало искрами.
– Твое благородство! – раздался встревоженный голос Мэйлы. – На улицах Скира творится что-то страшное! Какие-то звери рвут всех подряд – и хеннов, и сайдов! Мы с трудом сдерживаем ворота! К тому же некоторые из раненых словно теряют разум, совсем как баль в той битве у храма Исс!
Она замолчала, подняв над головой факел, и добавила дрогнувшим голосом:
– И мертвые все попадали.
Марик оглянулся. Айры не было. Перед Кессаа в камне темнел закопченный, выщербленный на ладонь круг, и капли серого металла шипели, испаряясь на нем.
– Кессаа! – закричал Марик, и дочь конга дрогнула. Не открылись сомкнутые веки, не шевельнулись руки, стиснувшие колени, не распрямились напряженные плечи. Она дрогнула вся сразу – и осыпалась грудой пепла.
– Суйки больше нет, – закашлялся Ирунг.
– Зеркало. Кинжал. Пуповина. Зверь. Ребенок, – с трудом вытолкнул из глотки слова Марик.
– Зверь и ребенок, – прошептал, пытаясь удержать в задрожавших руках дудку, Насьта.
– Ребенок, – послышался незнакомый голос.
Мэйла подняла факел еще выше и шагнула вперед. Насьта медленно обернулся – плита за его спиной была расколота и пуста. Сади исчез.
Синг чувствовал опасность. Не всегда ему удавалось избежать ее, но, когда она затаскивала его в водоворот, он успевал глотнуть воздуха, чтобы даже истерзанным вынырнуть в безопасном месте. Когда повелитель Зах посылал своего нового довольно увертливого и талантливого, пусть и не молодого уже, слугу в Скир, он не рассчитывал на то, что Синг и в самом деле добудет кинжал Сурры. Он всего лишь хотел, чтобы тот отыскал Айру и вонзил ей в спину что-нибудь острое – с наиболее худшими для нее последствиями. Даже осколок зеркала, украденный из храма, был менее важен, чем смерть выскочки, укравшей частицу долгого дыхания бога, которой, скорее всего, она даже и воспользоваться не могла. Зах видел Синга насквозь или почти насквозь – и посадил ему на грудь каменного жука, который немедленно пронзил кожу колдуна и вцепился ему в ребра. Затем Зах взмахнул посохом, и жук мгновенно нагрелся, заставив Синга корчиться от боли.
– Он прожжет тебя насквозь, если ты через пару недель не окажешься в Скире, и будет жечь, если ты выйдешь за его стены, – пообещал Зах. – Иди и постарайся уничтожить Айру.
Синг пробрался в Скир довольно легко, но даже и не пытался разыскать бывшую ученицу: слишком хорошо он представлял себе ее силу, да и знал уже, что Лек послал за ней пятерку своих ведьм, и не жаждал соревноваться с ними в прыти. Вместо этого он тайным ходом пробрался в подвалы башни Аруха, проник в сокровищницу, набил мешок древними рукописями, не забыв и про собственный кошель, и отправился в порт. Он не собирался искать места на последних галерах, тем более что жук продолжал стискивать его ребра. Он купил у седого стражника проход на скирский маяк, который торчал над городом, словно направленный в небо палец, и был выше любой башни и любой скалы в окрестностях. На маяке нашлись дрова и вода, еду Синг притащил наверх вместе с рукописями, запер дверь на тяжелый засов и забрался на верхнюю укромную площадку, справедливо полагая, что в пору зимних бурь до весны сможет рассчитывать на уединение. Там он и провел всю осаду Скира. Он видел последние уходящие галеры, видел шатры хеннов и риссов, напрягал глаза, пытаясь разглядеть подробности штурма, а когда хенны все-таки ринулись в город, даже пожалел было, что не нашел убежища где-нибудь поближе к морю или к окраине. Он услышал вопль, исторгнутый тысячами глоток, и догадался о его причинах, потому что не забыл подобное, чему стал свидетелем у храма Сето несколько лет назад. Он увидел черный смерч над храмом Сади и сжался от ужасного зрелища в комок, испугался до такой степени, что едва не бросился с верхушки маяка вниз головой. Он увидел, как по улицам Скира носятся страшные звери и убивают всех без разбора, но больше все-таки хеннов, потому что сайды встретили нашествие чудовищ на стенах и в укрепленных замках. Он даже сумел разглядеть, что на лагерь риссов за городской стеной, на их белоснежные шатры кто-то напал и если не уничтожил всех меченых – как называли их хенны по знакам на лбах, – то разметал их по полю и порубил большую часть.
Когда же ударили морозы и бесчисленные трупы были убраны с улиц, особенно трупы чудовищ и их жертв, победившими ценой великой крови сайдами, Синг нашел в рукописях нужное заклинание, прочитал его нараспев три раза, окатил каменного жука горячей водой и сбил его щелчком пальца. Затем спустился с маяка, закинул мешок с рукописями и скудным припасом на спину, выбрался из города и пошел на юг.