Голод
Шрифт:
Мой дом.
Спальня.
И 15 лет.
Прекрасная нежная Сью, которая позволяла себя целовать и обнимать все сильнее и не сдержаннее, подставляя свои пухлые губы, которые пахли черешней и были слаще ягод.
Я обожал её!
Я сходил по ней с ума, не отпуская от себя её образа ни на секунду своей жизни.
Эйфория от нашей близости и того, насколько это оказалось сногсшибательным и глубоким чувством впервые показала то, что сидело внутри меня…
Эмоции разрывали меня впервые, и,
Когда она перестала обвивать меня своими руками, пытаясь упираться в мой живот.
Когда она совсем перестала сопротивляться.
Я очнулся, лишь когда почувствовал странный запах, впитавшийся в мою кожу, витающий в моей комнате, смешиваясь с запахом секса.
Так пахла кровь…
Я в ужасе кричал, видя, как огромное пятно крови расползается по белоснежным простыням кровати.
Как эта кровь была на мне, на моем лице, на груди, животе и бедрах.
Я помнил, как кричала мама, в ужасе прикрыв лицо руками, прибежав на мой вопль.
Как прибежал на наши крики отец и его синие глаза расширились, а черный зрачок стал едва заметен в глубокой синеве. Он приказал нам взять себя в руки, отправив рыдающую маму за машиной.
Я слышал его срывающийся отрывистый голос, когда он звонил в клинику дяде Шону, чтобы тот немедленно готовил операционную.
Потом я не помнил ничего.
Лишь запах крови, и её багровый цвет преследовали меня дни и ночи напролет. Сутками. Днями. Неделями…я терялся в этом запахе, не желая больше жить.
Я помнил, как отец и Рич сломали дверь в моей комнате, когда я закрылся в ней и не отвечал на их крики.
Как Ричард молча обнял меня так крепко, словно проверяя мои кости на прочность, и уволок с собой в спортзал…а вечером приехал отец, который посадил на мою постель мелкое кареглазое создание, которое скулило, и тыкалось в меня мокрым носом.
Глава 66.
С тех пор прошло 18 лет, но ужас того дня не уходил, он впитался в меня багровым цветом, очерняя мою кровь.
С тех пор я узнал, что внутри меня сидит зверь, которого мне нужно контролировать, чтобы не навредить.
И ещё пару дней назад мне казалось, что зверь во мне если не умер, то уснул в глубоком анабиозе.
Я так думал до тех пор, пока голубые глаза Сони не разворошили его берлогу.
И было жутко оттого, что все повторяется вновь, потому что я становился одержимым ею.
Я должен был сказать ей, чтобы она убегала от меня каждый раз, если будет видеть даже издалека.
Должен был предупредить, что от меня не будет спасения!
Устав лежать в одном положении КалЭл зашевелился под моими руками, а я устало посмотрел на океан такой безграничный, такой спокойный.
Он не признавал
Поднявшись с песка, я с разбегу бросился в прохладную воду, погрузившись в черные ночные воды, которые забирали мою дрожь, мою страсть, охлаждая мою раскалывающуюся голову.
Снова и снова я нырял в упругие волны, выплывая на поверхность, лишь чтобы втянуть немного воздуха.
Забери мои мысли! Забери мою боль!
Я плавал до тех пор, пока мои мышцы не стало сводить судорогой, а небо окрасилось розовой рассветной дымкой, разделив океан и небо своим тонким призрачным светом. Лишь тогда я вывалился из волн на берег, где меня спокойно ожидал мой верный пес. Мое крыло.
Усталость забрала с собой мое безумие, и рядом с КалЭлом я еле тащил свое ноющее тело по кромке берега, чувствуя себя, как никогда ранее разбитым и потерянным.
Я должен уехать сегодня же.
Но когда на берегу показался домик Сони, в сердце словно вбили раскаленный гвоздь.
Я поступил с ней ужасно.
Она была не виновата в моем безумии и ничего не знала.
Когда КалЭл шустро побежал к машине, я остановился у двери на кухню, сжав челюсти до онемения.
На песке всё ещё были следы от её маленьких ступней, и опустившись на корточки, я осторожно прикоснулся к ним. Холодный песок был мягким, но я боялся причинить вред даже её следам, резко отдернув руку.
Боже, какого черта ты творишь?!
Внутренний голос вопил во мне до хрипа, когда я шагнул к двери, сокрушенно покачав головой, оттого, что девушка забыла её закрыть.
Но теперь я уже не мог остановиться.
Осторожно ступив на кухню, я прислушался, пытаясь понять, спит ли девочка?
В доме было тихо, если не считать работающего телевизора и поскуливающих щенят, которые потеряли тепло своей мамы, когда Люси подпрыгнула ко мне, обнюхивая мои руки.
– Всё в порядке, милая, это снова я - прошептал я собаке, которая, вильнув хвостом, поспешила к свои детям, а я осторожно зашел в холл, увидев её. Мою маленькую, миниатюрную девочку с растрепанными прядками волос по подушке, свернувшуюся калачиком и продрогшую.
Она крепко спала, и её мокрые ресницы лежали черными дорожками на белых щеках.
Я потер ноющую грудь, где горело моё разбитое сердце.
Она плакала из-за меня.
Но у нашей истории не могло быть счастливого конца.
У нас просто не могло быть нашей истории.
Я осторожно укрыл её пледом, присев на корточки у дивана, со всей данной мне нежностью прикоснувшись к шелковистой прядке, лишь кончиками пальцев.
Я не мог позволить себе большего.
Зверь всё ещё рычал во мне и извивался, спрятанный в кокон моего изнеможенного тела.