Голод
Шрифт:
Она была слишком близко, чтобы я мог отпустить её сейчас
Её аромат бурлил в моей крови
Её тело уже пленило меня, и я сдался без боя, внутренне содрогаясь и молясь лишь об одном - не перейти черту безумия, когда я уже не смогу контролировать себя.
Быстро откинув свою спортивную сумку, я направился медленным крадущимся шагом к активно бегущей девушке. Я не хотел быть хищником, но он был в моей крови, заставляя меня упиваться этим моментом, наслаждаться им.
Я мог бы наблюдать за ней вечно.
Я
И в этом была жуть моей одержимости.
Я хотел её всю.
Всегда.
Каждую секунду.
Отпустить её на час или два было равносильно смерти, потому что я хотел знать о ней все.
Я хотел стать частью её самой – физически, морально, эмоционально.
Для меня было одинаково важно ощущать её рядом, и при этом знать о ней всё до мелочей: какой кофе она пьет? сколько сахара добавляет? тянется ли когда просыпается? Какие цветы любит? Её первую любовь. Её первого учителя.
Всё. Всё! ВСЁ!!!!
Подкравшись к девушке, я остановился сбоку от неё, впитывая в себя её образ жадно и ненасытно, когда Соня продолжала бежать в такт музыке в её наушниках, не обращая внимания на меня – огромную животрепещущую тень, нависшую над её хрупкой маленькой фигурой.
Лишь в какой-то момент, Соня чуть повернула голову, видимо, почувствовав неладное, и её длинные ресницы порхнули, уткнувшись в мою грудь, когда голубые глаза распахнулись:
– Боже!
Сбившись с ритма, девушка оступилась, едва не улетев назад по все ещё летевшей беговой дорожке, когда я быстро поймал её, обхватив за талию, и поставив на твердый пол.
Больше всего на свете я хотел прижать её к себе.
Я знал мягкость её тела.
Я не мог вырвать из своей памяти слайд, когда прижал её к себе в доме на берегу, утопая в роскошных волосах и уже тогда понимая, что я пропал.
– Генри? Что ты здесь делаешь? Отпусти меня!
Чувства в её голубых распахнутых глазах сменялись так быстро, что я тонул в них, захлебываясь.
Шок, восторг, боль, растерянность, ярость – чувства порхали в её бескрайней, словно небо, бирюзе, когда я боялся даже вздохнуть, чтобы не стиснуть её в своих руках, прижать к себе, и унести.
– Я сказала, убери от меня свои руки!
Рыкнула девушка, и в глубине её глаз полыхнула ярость, когда она уперлась своими маленьким прохладными ладонями в мои горящие огнем руки, а я не смог сдержать улыбки.
Она полыхала, её глаза сияли, и зверя внутри меня заводило лишь ещё сильнее её неповиновение, её огонь, её дерзость, когда он урчал в моем теле вибрацией, смакуя каждую её эмоцию.
– Не могу…- прошептал я, склонившись к девушке сильнее так, что моё дыхание
И я говорил чистую правду.
Но она не поверила, когда её черные бровки нахмурились и в зрачке появился колкий лед:
– А ты смоги! Напрягись и сделай!
Я притянул её к себе ближе, не обращая внимая, что Соня пыталась тормозить пяточками, и ей пришлось упереться своими ладонями в мою вздымающуюся грудь, когда я прошептал излишне низким хриплым голосом, склонившись над ней ещё сильнее и почти касаясь её височка губами:
– Мне напрячься ещё сильнее?
Под её ладонями сжимались мои мышцы, горя от желания, чтобы она прикоснулась к моей обнаженной коже, скинув ткань спортивной кофты.
Слишком близко! Слишком опасно!
Я не мог вспомнить, когда я томился в своей жизни в ещё большем возбуждении, чем сейчас!
И, словно почувствовав это, девушка моргнула, отрывисто выдохнув, когда в её опущенных глазах, сквозь пелену длинных ресниц промелькнула растерянность и восторг.
Но лишь на долю секунды, прежде чем снова вернулась её ярость и попытки отрешенности:
– Мне нет дела до твоей напряженности!
– Действительно? – чуть улыбнулся я, глядя на то, как задрожали её пальчики, прижатые к моей груди, которые я не держал насильно. К которым я даже не прикасался, притягивая её к себе за талию, отчего девушка выгибалась, заставляя зверя внутри меня рычать от удовольствия.
– Да, - буркнула она, но услышав в её сладком голосе явную неуверенность, я не смог сдержать ещё более широкой улыбки, наблюдая за ней сверху вниз, и втягивая её аромат в себя глубже и глубже.
И я отчетливо видел, как под моим горячим дыханием девушка терялась, не в силах оторвать от меня своих ладней, как этого не мог сделать и я.
Как лед её отчужденности постепенно плавился, забирая с собой и ярость, которая смешивалась с болью.
– отпусти меня, Генри, разве не ты этой ночью сказал мне держаться от тебя подальше?
– …и это было бы самым правильным, поверь мне, - глухо выдохнул я, ведь её боль была и моей болью.
Я воспринимал её ещё сильнее. Она ранила меня вдвойне, потому что это была рана, нанесенная мной. И было страшно оттого, что слезы моей девочки были напрасны, ведь теперь пути назад не было.
А впереди её ждали слезы ещё более горькие и болезненные.
От моих слов, Соня уперлась в мою грудь кулачками, пытаясь меня оттолкнуть от себя.
Детка, ты ещё не знаешь, что ты потеряна для всего мира.
Тебе будет жутко, тебе будет больно…но уже слишком поздно.
– Если ты не заметил, именно это я и делала, пока ты не явился сюда! – зашипела рассерженно Соня, дернувшись в моих руках, и пытаясь скрыть своё разочарование и новую волну удушливой боли за яростью и злостью.