Голограмма для короля
Шрифт:
Мы знакомы с вашим племянником Джалави, скажет Алан.
Или, может, мы близкие друзья с вашим племянником Джалави.
Джалави, ваш племянник, — мой старый друг.
Во всем остальном мире отношения уже не играют роли, и Алан это понимал. Они не играют роли в Америке, почти нигде не играют роли, но здесь, надеялся он, среди королевских особ, дружба пока имеет значение.
Вместе с ним поехали еще трое из «Надежны», два инженера и директор по маркетингу, Брэд, Кейли и Рейчел.
Вышел из номера. Дверь хлопнула — будто грохнула пушка. Прошел оранжевым коридором.
И не догадаешься, что вокруг отеля — Королевство Саудовская Аравия. Здание, крепостной стеной отгороженное от шоссе и моря, лишено и контактов, и контекстов — ни единого арабского узорчика. Одни пальмы да саманы — может, отель этот в Аризоне, или в Орландо, да где угодно.
Алан выглянул в атриум десятью этажами ниже — там сновали десятки людей в традиционном саудовском платье. Пришлось учить термины. Длинная белая роба называется дишдаша. Платок, покрывающий голову и шею, — куфия, крепится черным круглым шнурком — икалем. Алан смотрел, как снуют люди, в дишдашах как будто невесомые. Симпозиум духов.
В конце коридора закрывались двери лифта. Алан подбежал, сунул руку в щель. Двери испуганно, виновато отпрыгнули. В стеклянном лифте четверо, все в дишдашах и куфиях. Один или двое глянули на Алана и снова перевели взгляд на новый планшет. Владелец показывал, как работает клавиатура, крутил этот планшет, кнопки на экране перерисовывались, и друзья владельца были страшно довольны.
Стеклянный ящик, куда они все забрались, слетел через атриум в вестибюль бесшумно, точно снег, двери разъехались и явили взорам псевдокаменную стенку. Пахнуло хлоркой.
Придержал саудовцам дверь — ни один не поблагодарил. Пошел за ними. Фонтан необъяснимо и аритмично плевался водою в воздух.
Алан сел за кованый столик в вестибюле. Появился официант. Алан заказал кофе.
Поблизости сидели двое, черный и белый, в одинаковых белых дишдантах. Путеводитель сообщал, что в Саудовской Аравии цветет явный, даже откровенный расизм, — и однако же. Пусть не доказательство гармонии общества, но все-таки. Алан не припоминал случая, когда обычай или максима из путеводителя подтверждались бы на практике. Описывать культурные нормы — все равно что о дорожных пробках докладывать. Не успел обнародовать, они уже устарели.
А теперь рядом кто-то возник. Алан поднял голову и узрел щекастого человека с очень тонкой белой сигаретой. Человек поднял ладонь, будто помахать хотел. Алан в замешательстве помахал.
— Алан? Вы Алан Клей?
— Ну да.
Человек потушил сигарету в стеклянной пепельнице и протянул Алану руку. Пальцы длинные и тонкие, мягкие, как будто замшевые.
— Вы шофер? — спросил Алан.
— Шофер, гид, герой. Юзеф, — ответил человек.
Алан поднялся. Юзеф был коренаст, в
— Кофе пьете?
— Да.
— Хотите допить?
— Нет, нормально.
— Хорошо. Тогда пошли.
Они вышли из отеля. Жара набросилась хищно, как живая.
— Сюда, — сказал Юзеф, и они заспешили по тесной стоянке к древнему грязно-бурому «шеви-каприс». — Вот она, любовь моя, — сказал Юзеф, предъявляя «шеви» Алану, точно фокусник — букет пластмассовых цветов.
Ну и рыдван.
— Готовы? Багажа нет?
У Алана не было. Раньше таскал портфель, блокноты, но в заметки с совещаний ни разу не заглянул. Теперь ничего не записывал и в этом черпал силу. Человека, который не записывает, люди подозревают в великой остроте ума.
Алан открыл заднюю дверь.
— Да нет, — сказал Юзеф, — я же на вас не работаю. Садитесь вперед.
Алан послушался. Сиденье дохнуло облачком пыли.
— Вы уверены, что мы на ней доедем? — спросил Алан.
— Я постоянно мотаюсь в Эр-Рияд, — ответил Юзеф. — Ни разу не сломалась.
Юзеф сел и повернул зажигание. Мотор помалкивал.
— Ой, погодите, — сказал Юзеф, вылез, открыл капот и за ним пропал. Потом закрыл капот, снова сел и завел машину. Та очнулась, расчихалась — словно прошлое заговорило.
— Мотор барахлит? — спросил Алан.
— Да нет. Я его отрубил, когда в отель пошел. Чтоб не подложили чего.
— В смысле бомбу? — спросил Алан.
— Не террористы, — сказал Юзеф. — Тут просто один мужик считает, что я сплю с его женой.
Юзеф включил заднюю передачу, и машина попятилась.
— Кажется, хочет меня убить, — прибавил он. — Ну, поехали.
Они удалялись от стоянки. На выезде миновали «хаммер» пустынного окраса — на крыше торчал пулемет. Рядом в шезлонге сидел солдат-саудовец — мочил ноги в надувной ванне.
— То есть эта машина может взорваться?
— Да нет, сейчас не взорвется. Я проверил. Вы же видели.
— Вы серьезно? Вас хотят убить?
— Не исключено, — сказал Юзеф и свернул на центральное шоссе вдоль Красного моря. — Но пока не убьют, наверняка не скажешь, верно?
— Я час прождал водителя, у которого могут взорвать машину.
— Да нет, — сказал Юзеф, уже отвлекшись. Пытался включить айпод — старой модели, — торчавший в подстаканнике между сиденьями. У айпода не заладились шуры-муры с автомагнитолой. — Вы не волнуйтесь. Вряд ли он умеет бомбы закладывать. Он не крутой. Богатый просто. Ему пришлось бы нанимать кого-нибудь.
Алан глядел на юнца, пока до того не дошло: богатый человек вполне способен кого-нибудь нанять, чтоб заложили бомбу в машину тому, кто спит с его женой.
— Ё-о-опть. — Юзеф развернулся к Алану: — Теперь вы меня напугали.
Может, открыть дверь и выпасть? Все разумнее, чем ехать дальше в таком обществе.
Юзеф между тем из белой пачки вынул тонкую сигарету и закурил, щурясь на дорогу. Они проезжали шеренгу громадных скульптур леденцовых расцветок.