Голос бездны
Шрифт:
– Вы разрабатываете какой-то новый препарат? – уточнил Лисицын.
– Да, мы надеемся на то, что наше средство позволит пробуждать глубинную память, – профессор торжествующе сверкнул очками.
– В каком смысле?
– Генная память.
– А нет ли опасности того, что кто-то воспользуется вашими разработками и направит их на создание психотропного оружия? Кому вы подчиняетесь? Вы же не засекречены, раз рассказываете об этом.
– Мы не только не засекречены, – хмыкнул Митькин, – о нашей работе официальные круги вообще не знают. Это не государственная программа, её никто не финансирует.
– И что же? Есть результаты? – Сергей был заинтригован.
– Есть, – Митькин достал из внутреннего кармана куртки крохотный флакон и показал его Лисицыну. – Вот наш результат. Настоящий результат.
– Что это? – Сергей приблизил лицо к флакончику. Внутри он увидел десяток горошин бежевого цвета. – Это оно самое?
– Оно самое. Мы назвали этот препарат мемотрин.
– Зачем же вы сюда его привезли?
– Знаете, Сергей Владимирович, как-то боязно мне было оставлять это без присмотра. Я почему-то даже сейфу не доверился. Скажу вам по секрету, я перед отъездом даже всю документацию спрятал. Как-то неспокойно у меня на сердце.
За стенами дома низко и гулко пророкотал гром, угрожающе вздохнуло и зашевелилось небо.
– Начинаются страсти-мордасти, – подал голос из дальнего угла инструктор Василий, – сейчас хлынет.
– Вот видите, Алексей Степанович, – Лисицын вернул профессора к прерванной беседе, – вы сами чувствуете, что дело-то опасное. Стало быть, осознаёте, что затеяли сомнительное дело.
– Наука всегда играет с огнём, – Митькин с любовью повертел склянку перед глазами и передал Лисицыну.
– Шарики, обычные конфетки, – Сергей пожал плечами и возвратил флакон.
Профессор поставил флакон рядом с собой на лавку, и в ту же секунду за окном звучно ахнуло, сверкнула молния, хлынул дождь.
– Стихия, – с удовольствием произнёс Василий, глянув через плечо на окно.
– Сергей Владимирович, а не нальёте ли вы мне ещё чайку? – Митькин протянул свою кружку.
Дверь распахнулась, и в избу ввалился мокрый Пётр Чернодеревцев.
– Курорт! – рявкнул он. – Проклятая дыра! Чёрт меня дёрнул потащиться в этот поход! Экспедиция за бронхитом…
– Петя, – позвал его Сергей, – иди-ка сюда. Скидывай свои мокрые тряпки и наваливайся на кипяток. У нас тут всё готово.
Пётр, скривив недовольную рожу, сел за стол и начал медленно расстёгивать облепившую тело рубашку.
– Глотни пока моего чайку, а я себе сейчас налью, – сказал Сергей Лисицын.
– Я вам помогу, – поднялся профессор, – и не отнекивайтесь. Пётр хлебнул из чашки Лисицына, обжёгся и потряс головой, разбрызгивая вокруг себя воду.
– Ну что вы делаете! – воскликнула женщина за другим концом стола. – Пётр, вы прямо настоящий дикарь какой-то. А ещё бизнесмен…
Вернувшись за стол, Сергей уселся напротив Петра и внимательно оглядел его.
– Настроение дурное?
– Дурнее не бывает, – мрачно ответил Чернодеревцев.
Сергей покачал головой.
– А чего-нибудь повкуснее у вас нет к чаю? – спросил Пётр.
– Чего повкуснее? Сушки вон в том пакете, пряники имеются, – Сергей указал на дальний конец стола, и кто-то из женщин бросил в его сторону полиэтиленовый пакет, набитый пряниками, ванильными сухарями и сушками с маком.
– Давай пряники, а то я эти конфеты дурацкие прожевал…
– Какие конфеты? – удивился Сергей. – Тут никаких конфет не было…
– Да вон драже в баночке. Старые, судя по всему, уж горькие на вкус стали, – Чернодеревцев показал на флакончик, и Сергей молча взял из его рук склянку с препаратом профессора Митькина. Шариков значительно поубавилось.
– Ни хрена себе! – выдохнул Сергей в конце концов.
– Что такое? – подошёл профессор, увидел свой флакончик и улыбнулся, подслеповато щурясь в полутьме. – Ах, спасибо, что напомнили. Надо бы убрать.
Митькин быстро сунул флакон во внутренний карман куртки. Сергей проводил взглядом движение его руки, но ничего не сказал профессору. Нагнувшись к Петру, он негромко спросил:
– Ты целую горсть сожрал, что ли?
– Прожевал, но горько… Выплюнул сколько смог, – равнодушно объяснил Чернодеревцев, размазывая башмаком коричневую слюну по полу. – А тебе жалко, что ли, этой ерунды? Хоть бы вкусно было, а то прогорклые какие-то, небось не первый месяц тут лежат.
– Ты выплюнул? – Сергей украдкой взглянул на Алексея Степановича, но профессор не слышал слов Петра. Лисицын решил ничего не говорить старику, дабы не раздосадовать его и надеясь, что Пётр избавился от всего разжёванного препарата, ничего не проглотив.
Дождь заколотил громче по крыше, ветер загудел с новой силой. Казалось, весь мир за стенами избы пришёл в беспокойное движение, грозившее всеобщим хаосом.
***
Пробуждение было внезапным и тревожным, словно от толчка в мозг.
Пётр открыл глаза и понял, что внутри у него скопилась тошнота. Откуда пришло это ощущение и что послужило ему причиной, он не знал, но заставил себя подняться и выйти за дверь. Дождь продолжал хлестать по стенам дома, но в темноте Пётр не видел ни холодных струй, ни шумно качавшихся на ветру деревьев. Он наклонился и сплюнул, пытаясь исторгнуть из себя давившую на него муть. Ничего не получилось. Вчера вечером он не съел ничего, кроме чашки чая, так что желудок был пуст. Откуда же тошнота? Может быть, от здешней воды? Уж не дизентерия ли?
Пётр постоял немного под дождём, подставив лицо под тяжёлые и частые капли воды, затем повернулся, чтобы войти в дверь, и тут при свете молнии разглядел перед собой Лисицына.
– С тобой всё в порядке? – спросил Сергей из темноты.
– Да, я в норме. Не спится что-то, – вяло ответил Пётр. Пойду попробую соснуть. Идиотский отдых… Ливень, гроза, бессонница…
Всё тело Петра, как ему казалось, было наполнено необъяснимым ощущением тяжести, которая переливалась из одной конечности в другую, вспыхивала внутренними вулканическими извержениями, разливала по груди огонь, в считанные секунды сменявшийся чувством озноба и образованием гигантских льдин в желудке. Временами Петру чудилось, что сердце прекращало стучать, и тогда он слышал пугающую тишину внутри себя. Он вздрагивал, и организм вновь начинал работать.