Голос крови
Шрифт:
Спустя еще полчаса.
— ...и он такой стоит без штанов, а у самого трусы в сердечки,— давясь от хохота, рассказывала Стефания.— Я меч уронила, от смеха разогнуться не могу, все вампиры в истерике на полу валяются. А этот охотник грозный такой, сверху—бронежилет, оружие холодное, горяч... тьфу, огнестрельное, в одной руке арбалет, в другой — кол. Герой дня просто. А снизу, хи-хи-хи, в сердечках... Он весь красный, думала, лопнет. Ан нет, дал деру, только пятки сверкали.
— И что? — хихикала Саманта.
— И ничего. Кончилась карьера охотника на нечисть.
— Давай,— махнула рукой Саманта.
И девушки взяли еще по одной бутылке.
Спустя еще полчаса.
— Как думаешь, он ее того...— Саманта мрачно пялилась на окошко.
— Того,— согласилась Стефания.— Или загрыз. Или сначала загрыз, а потом того. Хотя, скорее всего, просто того. Между нами, он вида свежей крови боится. Пьет только из пакетиков. Как я ни билась, не могу приучить засранца. Чуть ли не до слез.
— Вот скажи, на кой он тебе такой? — заплетающимся языком проговорила Саманта.— Ты такая хр.. крутая вампирша. А он... бабник! И трус!
— Точно! И я его брошу! С небоскреба! Хорошая идея, за это надо выпить.
Спустя еще полчаса.
— Вых-ходит, ик. Стой, подлый трус! Стефания, он убегает,— заныла Саманта.
— Далеко не убежит,— вампирша, чуть покачиваясь, раскручивала над головой тяжелую цепь.— Иэх!
— Гооол! — завопила Саманта.
— Молчи, дура! — рявкнула вампирша, нетвердым шагом направляясь к упавшему и запутавшемуся в цепи Роберту.— Скажешь что-нибудь в свое оправдание, холоп?
— Звездочка моя,— явственно затрясся вампир.
— Правильно, сейчас тебя своим светом озарит твоя личная звездочка. Смотри, Саманта, и учись. Вы имеете право на личного сопровождающего в ад, вы имеете право на адвоката, вы не имеете прав распускать свои загребущие лапы,— заорала Стефания в лицо поверженному вампиру.— Вы не имеете права изменять мне! Зато вы имеете право рассыпаться в пыль, вот так!
Чвак! Выуженный Стефанией из кармана кол легко воткнулся в сердце вампира, и тот с легким пшиком рассылался прахом.
— И все, что ли? — обиженно спросила Саманта.— А сколько пафоса было,— подойдя, она пнула пыль ногой.— Знаешь,— плаксиво заявила она,— а завтра я буду рыдать и оплакивать его. Это сейчас я пьяная, и мне его не жалко, потому что он подлец. А завтра протрезвею и буду жалеть. И плакать. И снова одна буду, уууу...
— Не реви,— хмуро ответила вампирша.— Ты одна, потому что за собой не следишь. Я тебя научу. Будешь красавица. Ну ладно, не красавица, но вполне симпатичная.
— Ыыы...
— Поехали, я тебя подвезу. — Ыы... я не поеду с тобой, ты пьяная, тебе нельзя за руль.
— Это я пьяная? — зарычала Стефания.— А ну садись, я тебя сейчас по ровной линии довезу.
У дома Саманты.
— Забор можно было и объехать,— все еще икая от страха, говорила Саманта.
— Он мне ровную линию
— Ну,— Саманта помахала рукой,— я пойду. А ты заходи почаще, обещала научить,— шаталась Саманта.— Только завтра не приходи, я буду Роберта оплакивать. Я протрезвею и буду оплакивать, я ж его любила.
— Да не любила ты его,— отмахнулась Стефания.— Так, нравился, потому что внимание обратил. Кстати, надо тебя научить отличать, когда любишь мужчину, а когда нет. Бывай, я на днях заеду.
Вампирша повернулась, сделала два шага, ее по инерции занесло вбок и впечатало в яблоню. С дерева посыпалась листва и несколько яблок. Стефания коротко и злобно матюгнулась, поплелась дальше и села в фургон. Спустя минуту автомобиль затарахтел и, виляя из стороны в сторону, синусоидой двинулся по улице.
Саманта сорвала с шеи цепочку, которую ей когда-то подарил Роберт, посмотрела на нее.
— Вот я ведь могу ее сдать, так? Так. Она же сама про охотников рассказала, значит, где-то их можно найти. Да только фигушки! Не буду я никого сдавать.
Она бросила цепочку на землю и старательно втоптала ее в грязь.
— Настоящая женская дружба в наши дни на дороге не валяется.
ОЛЕГ ГЛИЖИНСКИЙ
МАКСИК
Максику было страшно. Конечно, ночью, на кладбище, в одиночку любому будет не по себе. Но Максик здесь жил. Вот уже почти полгода они с мамой жили здесь в компании еще пяти бомжей. Старшим среди них — по возрасту и положению — был дядя Боря. Другой, Сергей Степаныч, когда-то работал учителем физики и математики, и мальчик частенько с ним общался. Остальные держались как-то отстраненно, Максик за все время едва ли перекинулся с ними десятком слов.
Еще полгода назад все было как у людей. Максим вместе с родителями жил в нормальном доме на краю деревни. Мать в школе преподавала девочкам физкультуру и домоводство, отец работал электриком. Сам Максим ходил в четвертый класс. Учился, гонял в футбол, озорничал — как все мальчишки. С отцом, правда, не шибко повезло: тот часто пил, дрался. Но опять же — и у других бывает.
А потом как-то отец навеселе ремонтировал конвейер на птицефабрике и погиб. Несчастный случай. После этого Максик заметил, что его мама стала меняться. Уволилась из школы, устроилась ночным сторожем. Теперь днем она слала или сонно сидела в плотно зашторенной комнате. Домашними делами занималась все реже, огород м магазин стали заботой Максика. «Ничего,— утешала его мать,— скоро будет у нас новая жизнь, вольная. Не надо будет ни огородом заниматься, ни на работу ходить. И болеть никогда уже не будем... Даже в школу не надо будет!» В общем, с ума сходила. Под вечер оживлялась — шла на работу, утром приходила какая-то тихо довольная, гладила сына, собиравшегося в школу, по голове и шла спать.