Голос моего сердца
Шрифт:
– Почему не разбудила? – негромко спросил парень, наклоняясь и целуя меня в висок.
– Ты так сладко спал, что мне не хотелось тебя тревожить, – отозвалась я также тихо, – Так что я пошла доставать твоего брата.
– Моё любимое занятие, – беззлобно усмехнулся Итан, устраиваясь поудобнее, не выпуская меня при этом из своих объятий.
И всё – ни криков, ни скандалов, ни других выяснений отношений. Как хорошо, что мне достался парень с мозгом, который он всегда включал перед тем, как пуститься во все ревностные тяжкие. И который не воспринимал брата, как потенциального соперника.
– Меня обсуждаете? – спросил Айзек, присаживаясь рядом.
Он всё же натянул футболку – видимо, сообразил, что в таком виде разгуливать несколько неприлично. Дэвис-старший пристроился на кровати по левую сторону от меня, тогда как Итан присвоил себе правую. Да я просто бычок-смоляной бочок из русских сказок – все так и норовили ко мне прилипнуть. Не то, чтобы в данной ситуации меня что-то смущало, но всё же.
– Как обычно, – хмыкнул Итан, – Делаем ставки на то, когда ты, наконец, побреешься.
Айзек провёл рукой по своей аккуратной бороде и фыркнул:
– Просто ты завидуешь, что у тебя волосы на лице не растут. Юношеский пушок не в счёт.
Братья затеяли свою привычную перепалку, лишённую, конечно же, агрессии. Я же, как и всегда, оказалась посередине – в своём привычном месте. Которое мне, к слову, покидать и не хотелось.
Глава третья
Кайл
День отдыха оказался тем, что нужно. Мы с Итаном весь день гуляли по окрестностям, веселясь и поедая всякую дрянь. Точнее, ела её только я, под неодобрительные взгляды своего парня. Погода радовала жарой, так что я не отказала себе и в мороженом. Ладно – большой порции мороженого. Своего любимого – с кусочками манго и апельсиновым сиропом. Ну как против такого устоять?!
Как и велел Айзек, мы соблюдали все меры конспирации – кепки, очки и прочее. Кларки Кенты на минималках, так сказать. Правда, вездесущие папарацци нас всё равно каким-то образом обнаружили, так что уже к вечеру новостные и фан-сайты пестрели нашими снимками. Ничего криминального, но Айзек всё равно был недоволен – он вечно трясся за мою безопасность. Пару раз в турах он порывался приставлять ко мне амбала-охранника, но я упиралась, как могла. Убегать от журналистов мне нравилось больше, чем наблюдать за тем, как человек-гора раскидывает их, словно кегли. Да и потом – без охранника шансов остаться незамеченной было куда больше.
После дня, наполненного весельем, и ночи, полной любви, Итан улетел обратно в Лондон – готовиться к очередным съёмкам. Времени на грусть у меня не осталось – тур официально начался.
Концерт в Ливерпуле прошёл прекрасно. Как и два других – в Йорке и Сандерленде. Всё было, как обычно – приезд, заселение, несколько интервью, автограф-сессия, фото для журналов, саунд-чек и, собственно, сам концерт. Мы проходили это тысячу раз, так что все действия были отлажены до автоматизма. Парни настраивали инструменты, я таскала по сцене стойку для микрофона. За что любила работу солиста – таскать тяжести мне не приходилось. Всё на них, всё на парнях. Красота.
Но в один день наш локомотив под названием «гастроли» решил, что больно гладко у нас всё проходит, поэтому не помешало бы ему сойти с рельс. Проснувшись утром в номере очередной гостиницы, я поняла, что мне жопа. Самая натуральная. Если проще – я заболела.
Мы были в Престоне, приехали с небольшим запасом, и я собиралась с чистой совестью прогулять все эти дни. Но организм решил иначе. Открыв глаза, я почувствовала себя так, словно меня сбил поезд – поломанной куклой. В носу свербело, хотя насморка не было, в голове вместо мозга была вата, но самое ужасное – дико болело горло. Так, что мне даже глотать было больно. И температура – я не меряла её, но чётко понимала, что она не попадает в категорию «36,6».
Очень хотелось умереть, желательно – безболезненно. Но я не могла себе этого позволить. Поэтому, кое-как нашарив телефон, набрала смс Айзеку. Айзек – мой рыцарь, он меня спасёт.
Парень вошёл в мой номер через пару минут, которые показались мне вечностью. Должно быть, открывшаяся ему картина была далёкой от приятной – маленькая девчонка со спутанными волосами, дрожащая под одеялом в позе эмбриона.
– Кайл?
Дэвис присел на край кровати и, коснувшись моего лба, нахмурился:
– Да ты горишь. А руки, наоборот, холодные.
– Только не говори никому, – шепнула я хрипло.
Мой тон брюнету явно не понравился. Его глаза потемнели, хотя казалось, что это просто невозможно. Проведя рукой по моему дрожащему плечу, он максимально спокойным тоном, который, я уверена, дался ему нелегко, сказал:
– Кайл. Быстро говори, что случилось, пока я не начал на тебя орать. Что болит?
– Горло, – пришлось мне признаться, – Мне кажется, я простыла.
Следующие пару минут Айзек шипел на меня разгневанной гадюкой. Он припоминал мне всё – и прогулки без шарфа (в плюс двадцать пять, ага, конечно), и съеденное мороженое. Ну, съела я его, и что дальше?! Мне было жарко! Теперь мне тоже было жарко. Но уже по другому поводу.
У Дэвиса на такой случай с собой всегда была аптечка, где он хранил все нужные микстурки и вонючие мази. И всё это, без малейших сожалений, было влито и вмазано в меня. Клянусь – в моём друге умер садист!
Обычно в таких случаях мне становилось легче уже к утру. Но не в тот раз. Даже к обеду я не почувствовала себя лучше. Чувствовала себя вялой тряпочкой, капризничала и хотела кого-нибудь убить. Горло будто дикие кошки драли, поэтому я старалась не говорить. Но вызывать врача я упорно отказывалась. Даже ребята-музыканты, которые заходили меня проведать, начинали нервничать.
Айзек бесился. Он почти не отходил от меня, отпаивая меня чаем с мёдом и причитал, как моя бабушка.
– Ну чего ты истеришь? – прошептал я, когда мне надоело наблюдать за его метаниями, – До концерта есть пара дней, вылечимся. В прошлый раз же помогло.
– В прошлый раз у тебя не было такой температуры! Это явно ангина! – всплеснул Дэвис руками.
– Это ларингит, – покачала я головой, – Все симптомы налицо. Мне больно глотать, голос пропал. Ларингит.
Айзек нахмурился. Я, поняв, о чём он думал, присела на кровати и еле слышным шёпотом пригрозила: