Голос в ночи
Шрифт:
Была темная беззвездная ночь. Штиль застал нас в северной части Тихого океана. Точного нашего местонахождения я не знал, потому что всю эту утомительную безветренную неделю солнце скрывалось за тонкой дымкой, которая словно плыла над самыми мачтами, время от времени опускаясь ниже и укутывая окружающее нас море.
Поскольку ветра не было, мы закрепили румпель, и на палубе я пребывал в одиночестве. Вся остальная команда – двое мужчин и парень – отсыпалась в носовом кубрике, а Уилл, мой друг и владелец этого маленького судна, спал в своей маленькой каюте на корме.
Внезапно из темноты
– Эй, на шхуне!
Он прозвучал настолько неожиданно, что от удивления я даже не отозвался сразу.
Голос, странно хриплый и словно нечеловеческий, вновь послышался откуда-то из темноты со стороны левого борта:
– Эй , на шхуне !
– Эй! – крикнул я в ответ, успев прийти в себя. – Кто вы такой? Что вам надо?
– Вам нечего меня бояться, – отозвался странный голос, владелец которого, вероятно, заметил в моих интонациях неуверенность. – Я всего лишь старый... человек.
Пауза прозвучала совершенно неуместно, но лишь позднее до меня дошел ее смысл.
– Тогда почему вы не подплываете ближе? – спросил я несколько раздраженно, потому что мне не понравился его намек на то, что я слегка испугался.
– Я... не могу. Это опасно. Я...
Голос неожиданно оборвался, и наступила тишина.
– О чем это вы? – спросил я, еще больше удивившись. – Что именно опасно? Где вы сейчас?
Я немного подождал, но ответа не услышал. А потом, охваченный внезапным неопределенным подозрением, быстро подошел к нактоузу и взял зажженный фонарь. Одновременно я постучал в палубу пяткой, чтобы разбудить Уилла. Затем подошел к борту и направил конус желтого света в молчаливое пространство за фальшбортом. Едва я это сделал, как услышал короткий сдавленный крик, а затем всплеск, словно кто-то резко погрузил в воду весла. Не могу утверждать наверняка, что разглядел что-то на воде. Пожалуй, лишь при первой вспышке света мне померещился какой-то силуэт, тут же исчезнувший.
– Эй, вы! – крикнул я. – Что это еще за глупости?
Но в ответ я услышал лишь плеск весел удаляющейся в темноту лодки.
– Что случилось, Джордж? – спросил высунувшийся из люка Уилл.
– Иди сюда, Уилл! – позвал я.
– Так что случилось? – повторил он, пересекая палубу.
Я рассказал ему о странном происшествии. Он задал несколько вопросов, а затем, после секундного молчания, поднес к губам сложенные рупором ладони и крикнул:
– Эй, на лодке!
Издалека до нас долетел ответный крик, хотя и очень слабый, и мой компаньон крикнул снова. Наконец, после недолгой тишины, до наших ушей донесся слабый плеск весел. Уилл крикнул еще раз.
На этот раз мы услышали ответ.
– Уберите свет.
– Черта с два, – пробормотал я, но Уилл попросил меня исполнить это пожелание, и я опустил фонарь на палубу за фальшбортом.
– Подплывите ближе, – попросил Уилл, и плеск весел возобновился. Затем, на расстоянии примерно футов тридцати, лодка остановилась.
– Плывите к борту, – пригласил Уилл. – Вам здесь нечего и некого бояться.
– А вы обещаете, что не станете на меня светить?
– Да что с вами такого, раз вы так дьявольски боитесь света? – не выдержал я.
– Все дело в том... – начал было голос, но тут же смолк.
– В чем? – быстро переспросил я.
Уилл положил руку мне на плечо.
– Помолчи минутку, старина, – негромко проговорил он. – Я сам с ним разберусь.
Он перегнулся через борт.
– Послушайте, мистер, – сказал он, – очень уж странно, что вы вот так взяли и наткнулись на нас прямо посреди Тихого океана. А откуда нам знать, что вы не задумали какой-нибудь хитрый трюк? Вот вы говорите, что в лодке вы один. А как мы в этом убедимся, если не посветим на вас, а? И вообще, почему вы так боитесь света?
Когда Уилл умолк, я опять услышал плеск весел. Вскоре незнакомец отозвался, но уже с гораздо большего расстояния, и в его голосе прозвучали безнадежность и отчаяние:
– Мне очень... очень жаль! Я не стал бы вас беспокоить, но я голоден и... и она тоже»
Он замолчал, и мы услышали затихающий плеск весел.
– Стойте! – выкрикнул Уилл. – Я вовсе не хотел вас прогонять. Вернитесь! Если вы не любите свет, то мы спрячем фонарь.
Он повернулся ко мне:
– Слушай, это чертовски странная уловка, но, думаю, нам-то бояться нечего?
– Вряд ли. По-моему, бедняга этот с потерпевшего крушение корабля, только он совсем свихнулся.
Звуки весел зазвучали ближе.
– Отнеси фонарь обратно к нактоузу, – попросил Уилл, а сам склонился над бортом и стал вслушиваться. Я поставил фонарь на место и вернулся к Уиллу. Шум весел прекратился на расстоянии дюжины ярдов.
– Может, сейчас вы подплывете к борту? – спокойным голосом спросил Уилл. – Мы поставили фонарь обратно в нактоуз.
– Я... не могу, – ответил голос. – Не могу подплыть ближе. Я даже не смогу заплатить вам за... провизию.
– Ничего, – сказал Уилл и нерешительно смолк. – Мы дадим вам ее столько, сколько сможете увезти.
– Вы очень добры! – воскликнул незнакомец. – Пусть Господь, который все понимает, вознаградит вас... – Его охрипший от волнения голос прервался.
– А... леди? – резко произнес Уилл. – Она не...
– Я оставил ее на острове.
– На каком острове? – спросил я.
– Я не знаю его названия. О, если бы Господь...
– А не могли бы мы послать за ней лодку? – спросил Уилл.
– Нет! – с неожиданной страстностью ответил незнакомец. – Боже, нет! – Помолчав, он с упреком добавил: – Я рискнул только из-за нашей нужды... потому что из-за ее мучений невыносимо страдаю и я...
– Не волнуйтесь, я не держу на вас обиды! – воскликнул Уилл. – Кто бы вы ни были, подождите минутку, я сейчас чего-нибудь принесу.
Через пару минут он вернулся с продуктами и подошел к борту.
– А не могли бы вы подплыть за едой поближе? – спросил он.
– Нет... не могу, – ответил голос, и мне показалось, что в его интонации прозвучало страстное, но с трудом подавляемое желание. До меня внезапно дошло, что бедный старик в темноте действительно страдает, отчаянно нуждаясь в том, что держит в руках Уилл, и тем не менее из-за какого-то непонятного страха не может приблизиться к борту шхуны и получить желаемое. И одновременно с этим озарением я окончательно понял, что Невидимка вовсе не безумен и, в полном умственном здравии, противостоит какому-то невыносимому ужасу.