Голова ведьмы
Шрифт:
Что касается «лихого наездника Аттерли», то с тех пор, как он посмотрел в хрустальные глаза «ведьмы», разум его помутился окончательно и бесповоротно; Аттерли окончательно уверился в том, что мистер Кардус на самом деле является дьяволом. Дороти, всегда приглядывающая за стариком – дедом, который не знал, что она его внучка, – заметила изменения, произошедшие в его поведении. Он, как и прежде, усердно трудился, переписывая бумаги в конторе, однако теперь делал это с удвоенной энергией, словно стремясь поскорее освободиться от некоего обязательства. Кроме того, с таким же удвоенным вниманием он продолжал вырезать отметки на своей трости. Казалось, в жизни несчастного безумца появилась какая-то новая цель. Дороти забеспокоилась и обратила внимание
Уж если кто в Дум Несс и был счастлив – так это Эрнест… разумеется, если не считать тех дней, когда он тонул в пучине отчаяния, а это случалось не менее трех раз в неделю. Когда Дороти впервые обратила внимание на его жалкий вид и отсутствие аппетита, она немедленно встревожилась и после ужина учинила Эрнесту настоящий допрос, чтобы узнать, в чем дело. Не прошло и пары минут, как она горько пожалела о своей настойчивости, поскольку счастливый влюбленный вывалил на нее целый ворох своих любовных переживаний, и продолжалось это не менее часа. Оказывается, еще один молодой джентльмен из тех, что присутствовали на балу у Смитов и танцевали с прекрасной Евой, добился определенных успехов: он нанес визит – трижды, прислал цветы – дважды (сам Эрнест посылал цветы каждое утро, обманом срезая прямо под носом у Сэмпсона лучшие орхидеи), гулял с Евой по окрестностям – один раз.
Дороти покорно слушала и молчала, пока Эрнест не выдохся сам. Только тогда она произнесла:
– Так ты и впрямь любишь ее, Эрнест?
– Люблю? Да я…
Однако мы не станем пересказывать здесь все цветистые и восторженные речи молодого человека. Когда он смолк, Дороти сделала удивительную вещь: она поднялась со стула, подошла к Эрнесту и нежно поцеловала его в лоб. Как он ни был взволнован мыслями о Еве, ему все же бросились в глаза черные круги под глазами девушки.
– Я надеюсь, ты будешь счастлив, мой дорогой брат. У тебя будет прекрасная жена, и я думаю, что она столь же добра, сколь и прекрасна.
Дороти говорила совсем тихо, и голосок ее звучал, как всхлип. Эрнест поцеловал ее в ответ, и она выскользнула из комнаты.
Он недолго помнил об этом инциденте. Буквально через пять минут все его мысли снова заполонила Ева – он был всерьез и искренне влюблен. Честно говоря, его выходки на почве этой безумной влюбленности заставили бы плакать даже ангелов – при виде того, как человеческое существо с нормальным, на первый взгляд, мозгом так самозабвенно превращает самого себя в полного осла.
Например, он мог ночи напролет прогуливаться вокруг коттеджа мисс Чезвик. Однажды он вздумал забраться в сад, чтобы без помех любоваться заветными окнами – но был сильно укушен собакой, после чего вынужден был обратиться в бегство; целую милю его преследовали не только означенная собака, но и констебль, чьи подозрения вызвала загадочная фигура, слоняющаяся вокруг коттеджа. На следующий день Эрнест имел удовольствие услышать из любимых уст зловещую историю о попытке кражи со взломом – однако во время рассказа на этих устах играла легкая улыбка: по всей видимости, Ева догадывалась, кто был тот несостоявшийся взломщик. Впрочем, Эрнест после этого случая довольно долго хромал, чему не стоило удивляться, учитывая, какие раны нанесли ему острые зубы свирепой твари по кличке Таузер.
После этого Эрнесту пришлось отказаться от ночных бдений под окнами любимой, но он находил и другие безумные способы выразить свою любовь. Как-то раз он без предупреждения плюхнулся на колени посреди гостиной и жарко поцеловал руку Евы, а затем, придя в ужас от собственной дерзости, стремглав убежал из комнаты.
Поначалу все это очень забавляло Еву. Она была довольна своей победой и находила особое удовольствие в том, чтобы командовать и даже помыкать влюбленным Эрнестом. Ожидая его визита, она старалась украсить себя, как только возможно, и использовала все маленькие женские хитрости и уловки, чтобы еще
Однажды Эрнест не выдержал.
– Убери эту собаку! – безапелляционно заявил он.
Ева повиновалась – но тут же вспомнила, что никто не имеет права диктовать ей, что делать, и снова подхватила пса на руки. Однако Тейлз, который, надо сказать, довольно скептически относился к поцелуям, счел, что все это становится слишком скучным, вывернулся из рук девушки и удрал в сад.
– Почему это я должна была убрать свою собаку?! – с легким вызовом спросила Ева.
– Потому что я ненавижу, когда ты ее целуешь – это так… жеманно!
Он произнес это по-хозяйски – и это было первым намеком на желание обуздать Еву, а гордая женщина ничто в жизни не ненавидит так, как попытки обуздать ее.
– Какое право ты имеешь диктовать мне, что я должна или не должна делать? – грозно вопросила она, постукивая ножкой по полу.
Эрнест в те дни был само смирение, он сдался мгновенно.
– Ничего, нет-нет, не сердись, Ева, – он впервые назвал ее просто по имени, до этого она всегда была для него мисс Чезвик. – Но я правда не могу видеть, как ты целуешь этого пса, я ревную к этой бестии!
Яркий румянец вспыхнул на щеках Евы, и она переменила тему разговора. Через некоторое время кокетство Евы пошло на убыль. Теперь при встрече она уже не улыбалась Эрнесту прежней озорной улыбкой, но была серьезна, и ему не единожды казалось, что глаза у нее были заплаканы. Своей холодностью она приводила Эрнеста в отчаяние. Он говорил ей комплименты – она делала вид, что не замечает их, хотя румянец на щеках свидетельствовал, что это не так! Когда бы он ни прикасался к ее руке – она была холодна и безжизненна. Ева стала спокойнее – и это до смерти напугало Эрнеста. Однажды он попытался растопить этот лед пылкими речами, но она молча встала и отошла к окну. Он последовал за ней – и увидел, что ее темные глаза полны слез. Это оказалось еще ужаснее, чем ее холодность, и Эрнест, испугавшись, что обидел ее, беспрекословно повиновался ее тихой просьбе и ушел. Бедный мальчик! Он был очень молод. Будь он чуть опытнее, он бы нашел способ осушить эти слезы и развеять собственные сомнения. Как печально, что подобный опыт мы обретаем тогда, когда нам уже нет в нем большой нужды…
Секрет Евы был очень прост. Она слишком долго играла с огнем – и он обжег ее. Темноглазый красивый мальчик со счастливым взглядом, который так хорошо танцевал, стал очень дорогим для нее человеком. Раньше она играла с ним – увы, теперь она любила его больше всех на свете. Это было ужасно: она влюбилась в своего сверстника, в юношу, который, насколько ей было известно, не имел особых перспектив в жизни. Ее гордость страдала, ей казалось унизительным, что она, уже выезжавшая в Лондоне, уже имевшая там пару вполне солидных и взрослых поклонников, стоявших перед ней на коленях и безропотно повиновавшихся ее приказам, должна сдаться и отдать свою красоту мальчику двадцати одного года, пусть даже в нем и шесть футов роста, а в сердце больше любви, чем во всех ее солидных поклонниках, вместе взятых…