Голова

Рассвет едва брезжил, когда левый фланг французской армии развернулся по опушке леса. Из лесу высыпали стрелки и захватили предмостное укрепление. В крепости началось страшное замешательство, ее защитники откатились до самых стен. Стоя на одном из низких холмов, господствовавших над равниной, и держа перед глазами подзорную трубу, император сказал:

— Неприятель думает, что его дивизиям удастся улизнуть по дорогам, которые скрещиваются за мостом, но он обманется: мы возьмем мост, потому что солнце будет слепить

ему глаза. Чудесный день! — Он стал напевать из оперетты:

Конечно, наш дуракУж попадет впросак. —

И вдруг резким движением отвел трубу от глаз: он заметил, что левый фланг дрогнул. Немедленно послал он вниз одного из своих адъютантов узнать причину.

Причина заключалась в том, что войска уже два дня не получали хлеба. На опушке леса, у дуба, под топот коней, крики и пушечный гул генерал отчитывал интенданта:

— Ваши люди воруют!

Завидев адъютанта, он рассвирепел еще больше.

— Вы сами воруете! — крикнул он интенданту.

Мимо вели двух человек в штатском, их схватили как шпионов. Услыша, как они что-то кричат о зерне, интендант обрадовался случаю и велел их подвести поближе.

— Ах, у вас есть зерно? — накинулся он на них. — Так это вы захватили крестьянские телеги, которых мы напрасно ждем. Я прикажу вас вздернуть!

Генерал и адъютант ускакали, чтобы лично удостовериться, как идет бой. Интендант обратился к штатским:

— Давайте зерно!

— А вы за него заплатите? — спросил один.

— Не заплатите, так ищите его сами! — сказал второй.

Интендант посмотрел на них. У них были решительные лица, — у одного круглое, кирпично-красное, в ушах серьги, у другого длинное, постное и суровое. На них были плащи с тройными воротниками, меховые картузы и высокие сапоги.

— Негодяи! — крикнул интендант и тихо, чтобы не услышали окружающие, добавил: — Я могу вас спасти.

Они вопросительно переглянулись и сделали вид, будто не слышат. Интендант приосанился, увидев, что генерал с адъютантом возвращаются.

Адъютант оповестил полки о недовольстве императора. Одновременно он объявил, что прибыл хлеб. Никто не сомневался в том, что одно из этих двух средств окажется действенным, хотя шум сражения все приближался. Несколько гранат разорвалось у ног господ офицеров, раненые стали падать слишком близко, господа офицеры отошли в сторону. Двое купцов, на которых никто уже не обращал внимания, пошли вместе со всеми, как приглашенные зрители, У генерала пулей выбило из рук фляжку. Он оглянулся, один из штатских подал ему свою.

— Вы еще здесь? — спросил генерал. — А как же зерно?

Тот, что с длинным лицом, спросил:

— А нам заплатят?

Генерал ответил:

— У нас цена твердая.

— По твердой цене мы не поставляем. — Это они произнесли в один голос.

— И даже в том случае, если я велю вас расстрелять?

— Лучше расстрел, нежели разорение, — сказали они.

— Все равно как мы говорим: лучше смерть, нежели бесчестие, — заметил адъютант.

Генерал лукаво усмехнулся.

— Вы

друзья? — спросил он, и они кивнули. — Одному я согласен заплатить выше твердой цены. А другой — как знает.

— Но нам нужен весь хлеб! — закричал интендант. — У десятой дивизии тоже ничего не осталось.

— Мне безразлично, что едят остальные, — возразил генерал. — Ну, так кто из вас доставит хлеб? — спросил он у тех двоих.

Они не глядели друг на друга и молчали.

Генерал выждал, затем взял за плечо того, что повыше, как бы собираясь вступить с ним в переговоры. Кровь бросилась в лицо второму, поменьше.

— Все, что получите от него, — сказал он злобно, — могу дать и я.

— Но ваш приятель сговорчивее.

— Откуда вы знаете? — У меньшего глаза налились кровью. — Я не требую больше твердой цены.

Лицо высокого по-прежнему было постным и суровым, но голос стал хриплым.

— Этого только не хватало! — прошипел он в сторону меньшего.

Генерал торжествующе огляделся. Между тем и войска его добились успеха. Они теснили неприятеля, сражение удалялось. Генерал сел на лошадь и поскакал за войском; адъютант помчался галопом к холму, чтобы император от него, а не от кого-либо другого, узнал о результатах своего вмешательства. Интенданта тоже отвлекли события. И оба штатских одиноко стояли друг против друга на опушке леса, в нескольких сотнях метров от сражения, которого они не видели и не слышали, так они были поглощены своим делом.

Высокий глухо проворчал:

— Что тебе здесь нужно?

— Я здесь с таким же правом, как и ты, — немедленно огрызнулся второй, коренастый.

— Ты пришел сюда только потому, что пришел я. От самого дома ты всю дорогу тащился за мной по пятам.

— А кто не спускал с меня глаз?

— Да потому, что, куда бы я ни заходил, ты уже успел там побывать.

Высокий подошел поближе к меньшему. Тот встал на цыпочки и поднес к его носу кулаки.

— Ты подкупал крестьян! — заорал он.

— Ты нанимал разбойников, чтобы они меня ограбили, — прорычал второй.

Тогда коренастый толкнул высокого, тот обхватил его, и они стали бороться. Они швыряли друг друга о деревья, падали, катались по земле; а в минуты передышки, когда один лежал на другом, хрипели друг другу:

— Десять лет назад ты надул меня на продаже дома!

У меньшего глаза вылезли из орбит, он задыхался. Смирение на длинном лице высокого превратилось в муку. От душевной боли у него туманилось сознание. Чтобы положить этому конец, он схватил меньшего за горло. А тот все-таки прохрипел:

— Хоть бы тебе на свет не родиться!

Высокий не мог говорить, он все сильнее сжимал горло лежащего под ним, пока тот не замолчал.

Убийца вскочил, над его головой пролетела пуля. Тогда он уразумел, где находится и что сделал. Он бросился в лес. Но, пробежав немалое расстояние, вернулся обратно. Здесь лежали и другие убитые, ему пришлось отыскивать своего. Он стал перед трупом на колени, повернувшись лицом к сражению, и ждал. Но пули больше не летали. Его голова мало-помалу склонилась до самой земли.