Головокружение
Шрифт:
Я снова вскочил, несмотря на все его усилия помешать мне.
– Прежде всего скажите, где мои жена и дочь!
Он откашлялся.
– Еще слишком рано…
– Да скажите же, черт возьми!
Он вернулся к коллеге, потом снова подошел ко мне. А мне казалось, будто каждая потерянная секунда отрезает кусок тела. Каждый миг мог стать худшим мигом в жизни, и все могло вернуться…
– Ваша дочь ждет вас в коридоре. Как только она узнала, сразу же приехала на машине вместе с вашими коллегами по работе.
Я откинулся на подушку и раскинул руки.
– Господи, она жива… Спасибо тебе, Господи… А Франсуаза?
Он набрал воздуха и выпалил:
– Ваша жена скончалась неделю назад. Ей стало хуже. Медики утверждают, что она умерла во сне и не страдала. Сожалею и сочувствую.
Ногти мои впились в простыню, из глаз хлынули слезы. В ушах звенело. Я съежился и протяжно застонал.
Тут раздался голос психиатра:
– Мы вас оставим и скоро вернемся. Вы хотите сразу увидеть дочь?
Я кивнул, подтянув колени к подбородку. Губы у меня дрожали.
– А мама… Вы…
Он ответил очень мягко, и от одного его голоса мне стало легче.
– Она в курсе всего. Она знает, что вы здесь. В безопасности. Ей трудно передвигаться и…
– Я бы еще хотел увидеть Мишеля.
Подошла сестра и сделала мне какой-то укол. Врач не ушел и сказал негромко:
– До свидания. Отдыхайте, сейчас вам захочется спать. И воспользуйтесь случаем повидать дочь: она вам принесла целый чемодан одежды. Если бы все зависело только от меня, я бы не позволил вам вставать еще с неделю. Но полиция торопит. А потому завтра или послезавтра, если все пойдет хорошо, мы вас на «скорой помощи» отвезем на то место, где вас нашли. Мы все нуждаемся в объяснениях, понимаете?
Я его не слушал. Игла больно вошла в руку, и я снова поплыл. Тут скрипнула дверь, и я обернулся.
Моя дочь, моя девочка, моя малышка.
Я протянул к ней дрожащую руку, а она бросилась ко мне, прижалась изо всех сил и заплакала. Я вдыхал запах ее волос, ее кожи, ее плеч. Я ощущал ее тепло.
Она оторвалась от меня, дрожа всем телом. Я улыбнулся ей:
– Клэр… Это ты? Это действительно ты, моя девочка?
Она кивнула и постаралась сдержать рыдания. Моя щека ощутила ее ладошку.
– Я думал, ты умерла…
Она улыбнулась через силу:
– Папа, я тебя люблю.
Я еще крепче ее обнял. Ее теплое дыхание ласково щекотало мне затылок. Мне хотелось, чтобы этот миг никогда не кончался. Потом я принялся расспрашивать ее о Франсуазе, я хотел знать о каждом часе, каждой минуте, прошедшей с моего исчезновения. Клэр было трудно отвечать, она ходила по палате, садилась, опять вскакивала. Из ее отрывочных слов я понял, что Франсуаза до конца верила, что я вернусь. Она и заснула с этой мыслью, без страданий.
– Они хотят всерьез заняться тобой здесь, папа. А потом, когда все будет в порядке, ты поедешь домой.
Я чуть отстранился от нее, упиваясь каждой черточкой ее лица. Мне хотелось любоваться этим лицом всю жизнь.
– Тебе кто-нибудь причинил зло? Что с тобой случилось в Турции?
– Никто мне не делал никакого зла, папа. В Турции все прошло замечательно, я набралась отличного опыта.
– А этот мейл из Трои… Это ты его послала?
Она нахмурилась:
– Ну конечно. Кто же еще?
Я протер глаза. Слезы так и лились.
– Клэр, ты должна мне сказать… Ты видела одного человека несколько недель назад? Человека, с которым ты незнакома, но который тебя разыскивал? Он приблизительно моего возраста, высокий, наверняка блондин. Его зовут Макс. Макс Бек.
– Нет, нет. Я не знаю никакого Макса Бека.
Я гладил ее по волосам и внимательно всматривался в глаза, которые теперь меня больно ранили. Такой взгляд был у Макса, она, несомненно, его дочь.
Я силился порыться в памяти и понять.
– А твой латексный манекен, голый и весь какой-то скрюченный… это тебе о чем-нибудь говорит?
Она улыбнулась:
– Конечно. Я же тебе рассказывала, папа. Его сделали недель пять-шесть назад в рамках нашего долгосрочного школьного проекта. А потом кто-то устроил пожар в нашей мастерской, и работа всех учеников вылетела в трубу. Но ты же меня не слушал, я словно стенке говорила. С этой маминой болезнью… ты все время был где-то далеко. Ты в последнее время часто бывал где-то далеко.
Я чувствовал, что она вот-вот опять расплачется. Клэр уже давно при мне не плакала. Усталым голосом она спросила:
– А почему ты об этом спрашиваешь?
Я ничего не ответил, повернувшись на бок и покорившись силе, которая неодолимо влекла меня в сон. Одолеть эту силу я был не в состоянии. Клэр прилегла рядом. Я закрыл глаза. Моя девочка гладила меня по спине, и мне было хорошо.
46
Человек самая ничтожная былинка в природе, но былинка мыслящая. Не нужно вооружаться всей вселенной, чтобы раздавить ее. Для ее умерщвления достаточно небольшого испарения, одной капли воды. Но пусть вселенная раздавит его, человек станет еще выше и благороднее своего убийцы, потому что он сознает свою смерть; вселенная же не ведает своего превосходства над человеком. [25]
25
Перевод С. Долгова.
Я довольно долго оставался один. Медсестра принесла мне поесть, и я набросился на еду, руками хватая курицу с картошкой и позабыв о столовых приборах.
Другой доктор поднял меня с постели и заставил пройтись по палате. Возле радиатора я остановился, закрыл глаза и больше не двигался. Меня взвесили. Шестьдесят один килограмм, я похудел на девять. Мне сбрили бороду, подстригли волосы и ногти и натерли какими-то мазями, в особенности руки и ноги. Мне кололи какие-то лекарства, действия которых я не знал. Я жаловался на боли в коленях и почках, задавал кучу вопросов, но мне отвечали: «Потом, позже». Персонал что-то записывал, мне вводили препараты через катетер. Потом снова принесли еду, и на этот раз я воспользовался ножом и вилкой. Они были пластмассовые, как и там, в пропасти. Потом я лежал и смотрел телевизор, рассеянно вертя перед глазами правой рукой. Иногда за дверью скользили какие-то тени, раздавался шепот. Я еще не до конца пришел в себя и был пока не способен ни обдумать, ни проанализировать ситуацию. Я боялся заснуть и проснуться опять в пропасти. Мне все казалось, что за мной охотится чудовище с лапами, похожими на лопаты.