Головокружение
Шрифт:
– Мля, да ежели бы я от каждых кувырканий детишек заводил, щаз бы по Форту два лишних полка бегало!
Заумная речь «ханцлера» произвела на Заразу впечатление:
– Словов твоих я не разумею, – честно призналась она, продолжая держать юбку в боевой готовности. – Но сыночек явно твой. Смотри, как к деньгам тянется…
Подрощенный младенец – на вид ему было не меньше года – попытался стырить что-нибудь с батькиного стола. Возможно – на память.
– Но, но, но! – Копыто хлопнул младенца по грязным пальцам. – Пусть бумаги важные не трогает! Это ему не памперсы!
– Поцелуй ребеночка, скотина!
– Вон пошла, дура!
– Ты как меня назвал, мерзавец?
– Охрана!
Подскочившие челы выволокли матерящуюся даму из кабинета, а раздраженный Копыто налил себе виски. И решил прервать государственные дела государственным обедом.
– Куда прешь?!
– Я стоял!
– Когда стоял, мля?
– За теткой этой стоял!
– Я те щаз дам «тетка»!
– Заткнись, беззубая!
– На Шибзичей наезжать вздумал?
– Спокойнее! – рявкнул приглядывающий за порядком уйбуй. – А то обоих выгоним!
Угроза лишиться доступа к телу подействовала: скандалисты утихомирились и, злобно поглядывая друг на друга, вновь образовали некое подобие очереди.
Которая трижды обвивалась вокруг знаменитой кучи мусора и упиралась в новенькую железную дверь, над которой висела наспех намалеванная вывеска: «Обчественная преемная государственного канцлера Копыта». Чуть ниже значилось: «Преем обчества делает государственный канцлер Копыта. В согласно графике». Сложное звание «государственный канцлер» было написано без ошибок, поскольку свеженазначенный чиновник выпросил у Сиракузы шпаргалку. Все остальное уйбуй родил самостоятельно.
Желающих попасть на прием к великому Копыто, которого народная молва уже окрестила Спасителем, было так много, что первоначально ссоры вспыхивали ежесекундно. Народ лез вперед, охотно пуская в ход кулаки и ножи, но вскоре возмущенный беспределом Кувалда выставил три десятки Шибзичей с автоматами, и порядок был кое-как восстановлен.
– Ходоки, мля, – протянул боец Якорь, с отвращением разглядывая очередь. – Прут, прям как к этому, как его… оракулу!
– А чо, Копыто будущее предсказывает?
– Какое, на фиг, будущее? Он виски на халяву наливает, и ваще…
– Будущее у такого кретина может быть только одно: петля и табуретка, – хмуро буркнул Чемодан.
– Предлагаешь мочкануть ханцлера?
– Скоро.
– Не сейчас?
– Зачем его сейчас мочить, когда он деньги привез?
Мудрая мысль произвела на бойцов десятки впечатление. Но не на всех.
– А если деньги отобрать? – поинтересовался Якорь.
– Иди, отбирай, – предложил уйбуй шустрому бойцу. – А я на тебя посмотрю, на умника. Посмотрю, как народ тебя на куски порежет, врубаешься?
Якорь взглянул на сопящих в очереди сородичей и понял, что в настоящий момент причинение «осударствленному ханцлеру» какого-либо вреда будет сочтено святотатством.
– А мы скажем, что не мы Копыто скопытили, а Мститель злобный. Он, вона, всех мочит, так пусть как бы и Копыто тоже.
– Как ты это скажешь? – презрительно осведомился Чемодан.
– А мы записку напишем, как бы от Мстителя. Я видел, так во всех человских киношках делают, и все им верят.
– А ежели просекут?
– От кого?
– Да ты первый нас заложишь, когда припрет, – хмыкнул Чемодан. – А то мы тебя не знаем.
– Кем припрет?
– Народом.
– А мы народу тоже наливать станем. Пусть квасит, чего плохого?
– Ничего плохого, – поддержала Якоря десятка. – Все верно говоришь.
И дикари уставились на предводителя. Мол, дай знак, уйбуй, а мы этого Копыто… На куски… Зубами… Но Гнилич ожидания горячих сородичей не оправдал:
– Не, бойцы, делаться под Мстителя мы не станем.
– Почему?
– Потому что…
Первоначально замысел ушлого подчиненного Чемодану понравился: Мститель, он такой, он страшный, на него все можно свалить, главное, записку правильную подобрать. Но поразмыслив как следует, особенно над болтливостью своих бойцов, уйбуй с печалью отказался от заманчивой идеи.
– Потому что, еще раз: между тем, как просекут, и тем, что мы наливать станем, нас реально повесить могут за расправу над «ханцлером», врубаетесь?
И все вновь посмотрели на очередь.
– Народ – это сила, – вздохнул Якорь.
– Ежели народ от кого денег ждет или виски халявного, то этого кого-то лучше пока не трогать, а то мало ли? А вот когда Копыто облажается, мы тут как тута окажемся и запросто поможем ханцлеру на тот свет быстрее попасть.
– А как облажается этот ханцлер?
– Да хоть как.
– Он может, – уверенно произнес Якорь. – Копыто тупой, это все знают.
– А если он тупой, чего его Кувалда ханцлером обозначил? – Боец Рычаг даже по местным меркам умом не отличался, вот и поинтересовался: – Слушай, Чемодан, а почему Кувалда тебя тоже ханцлером не сделал? Чем ты, в натуре, хужее?
– Это кто еще хужее?
– Вот и я говорю: почему?
– Потому что… – Чемодан сжал кулаки. – Потому что…
Ответ вертелся на языке, но ответ обидный, выдать который уйбуй не мог.
Вчера вечером он сумел-таки добраться до Кувалды и предложил ему ввести должность второго осударствленного ханцлера, чтобы Копыто не сильно зазнавался. В ответ оборзевший фюрер лишь посмеялся над притязаниями вчерашнего любимчика и посоветовал не лезть в большие дела. Осмелел одноглазый – вот почему не случилось назначения. И все униженные Шибзичи осмелели – возвращение Копыто придало им сил. Казалось бы, один-единственный уйбуй, но весь клан завелся: «Копыто вернулся!», «Уйбуем станет!», «Ханцлером!» А главное, что звучало повсюду: «Теперь мы им покажем!» Кому «им», не произносилось, но уточнять особенно не требовалось: тем, кто борзел во время недолгого отсутствия главного фюрерского вешателя. И разборки уже начались. Утром какие-то бойцы, судя по шепелявым голосам – Шибзичи, крепко избили ближайшего сподвижника Чемодана уйбуя Сосиску. Поймали его на выходе из «Средства от перхоти», врезали, пообещали в следующий раз оторвать ноги и приделать вместо них колеса от лимузина. А в довершение приклеили к голове уйбуя синее детское ведерко магической смесью, отчего Сосиска сделался особенно уныл, прятался в комнате и умолял ржущих бойцов сбегать за магическим растворителем. Когда же разъяренный Чемодан отправился к Кувалде за объяснениями, ему сообщили, что «великий фюрер занят государственными делами и принять самого своего любимого гнилического уйбуя никак не может».