Голубь над Понтом (сборник)
Шрифт:
– Изяслав, иди в Ростов, в свою волость, а Муром – волость моего отца. Только здесь я соглашусь заключить договор с тобою и твоим отцом. Ведь это он изгнал меня из Чернигова, а теперь и ты хочешь лишить меня моего хлеба?
Князья смотрели на русские города как на свое достояние, считали, что смердам назначено провидением работать на княжеских нивах, платить оброки и проявлять во всем покорность и смирение. Так учило священное писание. Многие думали, что, борясь за Муром, Олег борется за правду, добывая принадлежащее своему роду, хотя от княжеской правоты не легче делалось
Изяслав не послушал Олега, понадеявшись на многочисленность своих воинов. В жестокой битве молодой князь был убит на глазах Олега. Это произошло в сентябре месяце, когда уже поспели красные ягоды на рябинах. Изяслав упал с коня, и его воины побежали – кто в лес, кто в город. Вслед за ними ворвался в Муром Святославич, горожане приняли его, надеясь, что на этом прекратится кровопролитие. Тело же молодого Изяслава нашли на поле сражения и временно положили в монастыре святого Спаса, а потом перевезли в Новгород, к брату Мстиславу, и тот похоронил его в святой Софии.
Возгордившись своей победой, Олег стал хватать ростовцев и заковывать в цепи. Затем устремился в Суздаль. Горожане сдались ему. Здесь он тоже схватил своих противников, одних изгнал, у других отнял имущество. Так же он вел себя и в Ростове. Посадив в этих городах верных людей, князь стал собирать в тамошних диких землях богатую дань.
В Новгороде сидел посадником старший сын Мономаха Мстислав. Он написал Олегу:
«Уходи из Суздали в Муром, не сиди в чужом городе. Я пошлю боярина к отцу и буду просить его, чтобы он помирился с тобой, хотя ты убил в сражении моего брата».
Олег получил послание в глухом погосте, куда лесные жители свозили ему дань. На дворе тиуна лежали кучи мехов, кадушки с медом и бочки со смолою. Погост был расположен на опушке черного леса. С полсотни курных изб раскинулись в беспорядке на отлогом холме; к ним вела песчаная ухабистая дорога. Одна из хижин отличалась от прочих величиной и затейливой резьбой коньков на крыше. В ней жил тиун, а в дни, когда на погост приезжали княжеские мечники, они ночевали здесь, спали на лавках, и каждому из них полагалось по две курицы на день, не считая печеных хлебов, проса, солода и остального довольствия.
На этот раз в избе остановился князь Олег. Когда глаза привыкли к полумраку, можно было разглядеть при мутном свете единственного окошка, затянутого бычьим пузырем, очаг в углу, скамьи вдоль закопченных стен, прочно сбитый стол. На деревянных крюках висели, поблескивая медными бляхами, конские уздечки, а на одном князь повесил свой меч в ножнах из черного скарлата. В низкой избе пахло дымом, кожей, овчинами, железом оружия.
Олег, в голубой рубахе с золотым оплечьем, сидел за столом. Он хлебал деревянной ложкой горох со свининой. Время наступило уже не обеденное, и солнце высоко стояло на небе, но князь только что вернулся из далекой поездки и проголодался. Пища после большого перехода верхом на коне казалась ему слаще царьградских яств, и все-таки он хмурился. На дворе стояла осенняя погода, шел мелкий дождь, из леса тянуло запахом хвои и грибной прели.
Муром, Ростов, Суздаль… Все богатые города с каменными церквами, укрывшиеся за бревенчатые стены. Полные всякого пушного зверья леса. Правда, далеко от великих торговых путей. Но князь знал, что по Волге и Оке лежит прямая дорога в Хвалынское море, в заманчивую Перейду. И вот можно снова выронить из рук все эти богатства по проискам врагов.
На лавке в числе других дружинников сидели Иванко Чудинович, бывший вышгородский посадник, и Борей, старший конюх, княжеский любимец. Все молча наблюдали за тем, как князь ест.
– Что слышали? – спросил Олег, повернув голову в сторону сидящих на лавке, но не отрываясь от еды и глядя угрюмо на земляной пол.
– Слух есть, что к князю Мстиславу новгородцы пришли, – ответил невеселым голосом Иванко. – Только кто знает, правда ли это?
– И ростовцы, – добавил Борей.
Олег, держа кусок мяса в ложке, а в другой руке кусок хлеба, сердито посмотрел на дружинников:
– Устрашились?
Иванко Чудинович, старый боярин с седеющей бородой, вздохнул и ответил за всех:
– Разве мы оставляли тебя одного на поле битвы? Не боимся смерти. Но много воинов у князя Мстислава. О тебе помышляем.
– Что обо мне помышлять?
– Голову свою потерять можешь.
– Горько голове без плеч. У других волости, полные лари серебра. А у меня что? Плохо вы трудитесь на своего князя.
Бояре закашлялись. Олег перестал есть и в сердцах бросил ложку на стол.
– Не укоряй нас, князь, – продолжал Иванко, – мы все делим с тобой, труды и раны. А неудача преследует нас, как злой пес.
В это время на дворе раздался топот конских копыт, послышались голоса. Князь нахмурился и стал прислушиваться, повернув лицо к двери, скосив глаза в противоположную сторону. Борей проворно встал с лавки.
– Пойду посмотрю.
– Иди, – сказал Олег.
Он жил в вечной тревоге. Всего можно было ожидать. Вскоре низенькая дверь снова со скрипом отворилась, и старший конюх вернулся в избу, видимо чем-то взволнованный.
– Князь, вестник к тебе от князя Владимира Всеволодовича.
Олег встрепенулся:
– Какой вестник?
– Поп. Верхом на коне прискакал.
– Что ему надо?
– Грамоту привез. С ним княжеский отрок. Молоко на губах не обсохло.
Борей ждал, что скажет князь. Олег невольно пригладил непокорные кудри, подбоченился и приказал:
– Позови их.
Нагибая голову в двери, в избу вошел рослый человек, пресвитер, судя по его черной одежде под серяком, наброшенным на плечи от дождя. Вперед лезла широкая рыжая борода, и в глаза бросался румянец деревенского лица. За священником перешагнул порог совсем еще юный отрок, тонкий, как девушка, с большими синими глазами. Он был в нарядном синем плаще на красной подкладке, с серебряной запонкой на плече и в розовой шапке, опушенной белым мехом, при мече, слишком тяжелом для его чресел, в серебристых парчовых ножнах. Вероятно, сын какого-нибудь знатного дружинника. Видя, что князь стоит, опираясь обеими руками о стол, Олеговы люди неуклюже встали один за другим, гремя оружием.