Голубая бусина на медной ладони
Шрифт:
Благовония применяли в самых разных областях жизни. Считалось, что ванны из фиалкового масла увлажняют высохший мозг и излечивают от меланхолии. Черный камень — святыню мусульманского мира, разбитую идолоборцами, — «лечили», скрепляя мускусом. Камфору и розовую воду добавляли для вкуса в сладкие и даже в мясные кушанья. В средневековых сочинениях Адам Мец обнаружил сведения о том, что после смерти Сейф ад-Даулы, покровителя поэта аль-Мутанабби, покойного обмывали духами из лотоса, сандалом, ароматическим порошком из индийского тростника — зарирой, амброй, камфорой и розовой водой, а бальзамировали его миррой и камфорой, щеки обработали сотней мискалей ароматической мази галийа, в уши, глаза, нос и под затылок добавили тридцать мискалей камфоры и, положив в гроб, засыпали камфорой всего. Это благовоние было тогда особенно популярно, и поэт, описывая заснеженный ландшафт, уподоблял мир куску камфоры.
У Хиляля ас-Саби, написавшего в XI веке единственную дошедшую до нас книгу о церемониале двора аббасидских халифов, сказано о том, что являться пред лик халифа надо в чистом платье, благоухая благовониями, которые должны исходить от тела и от одежды. Следует только избегать запахов, неприятных повелителю. И далее ас-Саби приводит случай с Ибрахимом, братом Харуна ар-Рашида, который являлся к халифу аль-Мутасиму, втерев перед этим по унции галийи в голову и бороду. Халиф же испытывал отвращение к этому запаху и пока мог скрывал это, но наконец не выдержал и отсадил от себя Ибрахима. Не понимая, в чем дело, тот огорчался, да так, что у него теснило в груди. История могла закончиться плохо, но один придворный певец, подслушав слова халифа, объяснил Ибрахиму истинную причину происшедшего. Узнав ее, Ибрахим «сказался больным почти на месяц, потом поехал и вошел к аль-Мутасиму… Халиф спросил его о здоровье. Тот ответил вяло. Халиф сказал: „Я вижу, ты выздоровел, так почему у тебя такой вялый вид?“ Ибрахим ответил: „От действия галийи, о эмир верующих! Я постоянно умащивался ею, а теперь врачи запретили мне пользоваться галийей“. Сказал аль-Мутасим: „Подчинись их совету, выбери любое другое благовоние“. Ибрахим перестал ею пользоваться и снова возвратился на свое почетное место» (перевод И. Б. Михайловой).
Этот, вероятно подлинный, придворный эпизод превратился под пером египетского литератора Мухаммеда аль-Абшихи (1388–1446) в народную притчу. Аббасид Ибрахим, который и сам недолгое время был халифом, стал простым бедуином, драгоценная галийа заменена вульгарным чесноком, а весь конфликт, оказывается, был вызван кознями завистливого везира. Только халиф остался прежним аль-Мутасимом. Итак, халиф благоволил к одному бедуину, а везир решил свести со свету халифского любимца. Накормив бедуина едой, обильно приправленной чесноком, везир посоветовал не приближаться к халифу, ибо тот не переносит этого запаха. А халифу шепнул: бедуин-де всем говорит, что у повелителя верующих зловонное дыхание. Вошел бедуин, прикрывая рот рукавом, и халиф уверился в правдивости везира. Взял его гнев, и он написал одному из своих управителей, чтобы тот отрубил голову подателю письма. А письмо отдал бедуину. Казалось, хитрость везира удалась, но зависть сыграла с ним дурную шутку. Решив, что поручение халифа сулит бедуину богатое вознаграждение, везир откупил у него письмо, отвез его сам и лишился головы. Когда все выяснилось, халиф пожаловал бедуина богатым платьем, назначил его везиром и сказал: «Да истребит Аллах зависть людскую и да не останется в этой жизни ни единого завистника!» Так за четыре века изменился сюжет, помещенный аль-Абшихи в объемистый том, названный им «Диковинное во всех родах изящного».
…Парфюмерное производство расцвело в халифате, после того как здесь стали использовать колбы и змеевик для приготовления спиртовых растворов. В персидской провинции Сабур приготовляли десять сортов благоуханных масел — из фиалки, лотоса, нарциссов, карликовой пальмы, белого жасмина, лилий, мирты, майорана и померанцевой корки. Иракская Куфа делала лучшее фиалковое масло; там же изготовляли масло из гвоздики. Город Джур специализировался на ароматических водах из розы, цветов пальмы, божьего дерева, сафлора, синильника. Его продукция вывозилась в Северную Африку и Испанию, в Индию и Китай и даже на родину благовоний — в Йемен. Крестовые походы познакомили Европу с переднеазиатской культурой ароматов, но европейцы сумели усвоить ее только частично.
Европейская наука стала открывать для себя южноаравийскую дорогу благовоний лишь в XIX веке. Первый шаг сделал в апреле 1836 года офицер британского королевского флота Уэлстед, участник картографической экспедиции на корабле «Палинур». У побережья Хадрамаута вдается в море черная скала, которую местные жители называют «Крепость ворона». Уэлстед тщательно скопировал непонятные буквы, выбитые на скале. Прочитав надпись, ученые установили, что «Крепость ворона» и есть та самая Кана, некогда главный перевалочный пункт для торговли благовониями — морской и сухопутной.
В 1843 году по древнему пути благовоний пытался пройти вестфалец Адольф фон Вреде, выдававший себя за мусульманина — паломника к гробнице святого Худа. Двадцать семь лет спустя записки фон Вреде издал немецкий филолог, путешественник и поэт барон фон Мальцан, который сам побывал в Мекке под личиной мусульманина из Алжира. Барон написал обширное введение к запискам, снабдил их примечаниями и картой и, похоже, основательно отредактировал текст. Закрадывается сомнение, не создал ли барон из безвестного вестфальца какую-то совсем другую фигуру — печальную и романтическую, более похожую не на реального человека, а на литературного героя.
Судите сами. Согласно издателю (а других сведений о фон Вреде у нас почти нет), путешественник прибыл из Египта с разработанной «легендой» о том, что он, мусульманин по рождению, перенес тяжелую болезнь, излечиться от которой помогло лишь чудесное вмешательство пророка Худа, явившегося больному во сне. Выздоровев, он принял имя — Абд аль-Худ, или Раб Худа, и дал обет совершить паломничество к гробнице своего покровителя. Добравшись морем до Мукаллы, «Абд аль-Худ» отправился с местным караваном в трудный путь по плоскогорью, перевалив через которое он оказался в вади Дуан — юго-западной долине внутреннего Хадрамаута. Отсюда он собирался пройти через все главное вади до крайнего востока этой страны, где и находится могила Худа.
В Коране, в одиннадцатой суре, называемой «Худ», рассказывается, как Аллах послал «к адитам брата их Худа. Он сказал: „О народ мой! Поклоняйтесь Аллаху! Нет вам другого божества, кроме Него… О народ мой! Просите прощения у вашего Господа, потом обратитесь к Нему; Он пошлет на вас с неба обильный дождь и прибавит вам силы к вашей силе, не отвращайтесь же грешниками!“ Они сказали: „О Худ! Ты не пришел к нам с ясным знамением, и мы ни за что не оставим наших богов по твоему слову и не станем мы тебе верить“». Надменные адиты хотели убить пророка, но Аллах спас его, устроив для него проход в скале. У этой скалы, похожей на верблюжий горб, построена гробница — главное святилище Хадрамаута, куда в первые дни лунного месяца шаабан совершается ежегодное массовое паломничество. Неподалеку расположена мрачная пещера — «колодец Бархут»: через него, по арабским поверьям, души грешников опускаются в ад.
Но «Абд аль-Худ» не добрался до могилы своего святого покровителя. Его обыкновение вести ежедневные записи и собирать гербарий, его таинственные манипуляции с загадочными приборами — термометром и карманными часами — вызывали подозрение у товарищей по каравану. Едва пройдя до половины вади Дуан, фон Вреде был схвачен в городе Сиф, избит, ограблен и отправлен назад на побережье. Ему чудом удалось сохранить черновые записи и рисунки. Но неудачи подстерегали его и в Европе. Крупнейший немецкий естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт не поверил в подлинность путешествия. Скепсис великого ученого легко объяснить: только что был разоблачен французский мистификатор дю Курэ, якобы посетивший внутренний Хадрамаут через год после фон Вреде, да и последние документальные материалы, которые вестфалец вывез из Аравии, в Европе таинственным образом исчезли… Когда-то фон Вреде пытался найти свое счастье на военной службе в Греции: теперь, разочарованный и оскорбленный недоверием научного мира, он удалился в Новый Свет, где, по словам барона фон Мальцана, стал фермером в Техасе.
Судьба «записок фон Вреде» куда удивительней романтической версии его биографии, предложенной издателем. Если о самом вестфальце мы не знаем почти ничего и каждый из фактов его жизни можно подвергнуть сомнению, то подавляющее большинство сведений, изложенных в «записках», точны и достоверны. Получены ли они из первых рук самим путешественником или искусно введены в текст издателем после бесед с выходцами из Хадрамаута, не так уж важно. Важнее другое: с «записками фон Вреде» сверялись и от них отталкивались новые исследователи.