Голубая галактика, или Слэш в космосе
Шрифт:
Юнге это видно не было – ворох полотенец не давал – но я-то знал, как это стыдно, невыразимо стыдно, лежать голым перед девушкой, с которой едва перекинулся парой слов. И не просто голым, а бесстыдно возбужденным. Хоть бы она поскорее ушла!
Но она не уходила. Я вновь ощутил губы на шее, теплые, мягкие, нежные губы. Они целовали волосы на моем затылке и кожу на шее. Эти губы прикасались ко мне опять и опять.
Как мне ни было стыдно, я чувствовал такое блаженство! Как чудесны были эти прикосновения! Как невыразимо
Еще через несколько секунд к губам присоединились ладони. Они тоже были сначала прохладными и жестковатыми, но сразу же оттаяли и стали невыносимо (невыносимо!) приятными. Эти руки коснулись моих плеч. Скользнули на спину и замерли там. А губы все целовали мою шею…
Если бывают в жизни минуты абсолютного счастья, вот это была такая минута. Как это было… м-м-м!… блаженство! Постыдное, смешанное с ощущением позора, но, все же, блаженство!
Кортик.
И тут внезапно все кончилось. Человек прижался ко мне. Прислонился так, как стоял, – сбоку. Ладони стали жестче и сжали мои плечи. Одновременно с легким укусом, я почувствовал, как к моему боку прижалось тело. И я почувствовал… Блин! Вот это да! Сомнений не было… Я понял окончательно и бесповоротно, что это был мужчина. Форма на человеке была формой мужской. К моим ребрам прижались кожаные ремни портупеи. А ниже… Да, я почувствовал то, что отвергало всякие сомнения в мужском поле целовавшего меня человека. То, что пряталось в его форменных брюках. Длинное. Горячее. Твердое.
Ну и ну! Целует другого мужчину! И прикасается! Вот же ж, елки-палки! Что же это творится!
Едва волна изумления чуть схлынула, я осознал еще кое-что. Это, несомненно, был юнга. На поясе болтался юнговский кортик, который коснулся моей голой попы своими пластиковыми ножнами. Это невозможно спутать с металлическим корпусом бластера, частью формы офицера.
Как мне хотелось вырваться! Как мне хотелось резко развернуться и врезать кулаком по наглой роже, осмелившейся меня (меня!) целовать! Без моего разрешения! Это же изнасилование! Как мне хотелось…
Но я не мог даже зубы сжать.
А парень продолжал меня целовать. Его губы соскользнули на спину и стали касаться кожи поверх проступающих позвонков. Зубы нащупывали бугорки лопаток и кусали их. Руки сжимали мои плечи, сильно, еще сильнее, так, что мне было больно. В моем положении все что угодно может перекрыть дыхание, а эти сильные руки сжимали мои плечи до той степени, что становилось трудно дышать.
И при всем этом я ясно ощущал возбуждение этого парня. Он был не просто на взводе. Он растворился в поцелуях.
Кто же это? Юнг-парней на корабле было девятнадцать человек. Без меня – восемнадцать. Каждого я хорошо знал – трудно не сдружиться с ровесниками в многомесячном полете.
Кто же из них? Кто мог в ночное время оказаться в душевой айтишного сектора?
В АйТи было всего двое юнг – я сам и парень, которого я сменил. Тот ушел гораздо раньше и вид у него был вполне сонный. Я был готов поклясться, что он пополз прямиком в свою каюту и завалился там спать…
А поцелуи становились все более страстными. Зубы кусали все сильнее. Руки сжимали мои плечи все крепче (больно, блин!).
И тут я, наконец, понял, к чему все идет. И замычал. Потому что хотел кричать, звать на помощь, вырываться. Но все, что у меня получилось – это мычание.
Руки отпустили, наконец, плечи. Ладони заскользили по спине, поглаживая ее от поясницы до затылка. Вслед за ними пустились в путь и губы. Или зубы? Он целовал и кусал меня, и иногда было трудно понять, что именно он делает прямо сейчас.
Мне казалось, мой член должен немедленно упасть. Ну, как только я понял, что меня целует мужчина. Откуда в такой ситуации взяться эрекции! Но член мой продолжал торчать. И даже дёргаться от возбуждения.
Ладони того юнги тем временем стали заходить вниз по моему телу все дальше. Я внутренне весь сжался в ожидании прикосновения к…
Ладони скользили по пояснице, порхали по спине, заходили на руки, ныряли в подмышки, ласкали шею, зарывались в волосы на затылке и вновь опускались вдоль позвонков вниз до самой поясницы. Эти ладони касались кожи в миллиметрах от того места, где начинались ягодицы, но тщательно, строго, раз за разом, избегали даже намека движения туда. И после минуты таких ласк, я поверил, что этот юнга не покусится на мою задницу…
Именно поэтому я пропустил то мгновение, когда это случилось! Ладони соскользнули на мой зад.
Нежно и мягко. Они легли на ягодицу, слегка ее сжав. Я почувствовал это прикосновение, я ощутил его, я, будто электричеством, оказался пронзенным этим движениям. Оно были одновременно постыдными (это ведь было прикосновение к моей заднице!) и невероятно… как бы это сказать… освежающим. Да, освежающим. Это было так необычно, так остро, так проникновенно, что я не смог бы позабыть это первое прикосновение ладоней и через тысячу лет!
Губы тоже переместились по моей спине ниже. Это было невероятно, но, кроме стыда и возмущения, эти прикосновения вызывали у меня еще и легкое ощущение… вот черт!… ощущение удовольствия.
Потом неизвестный оказался сзади. Наверное, он нагнулся. Или встал за мной на колени. Потому что еще через мгновение его губы оказались на моей ягодице.
Ух ни фига ж себе!
Опять стыд, опять взрыв возмущения и… да, мне было приятно…
На коже остался влажный след. Теплые упругие губы прильнули к моему заду. Они были мягкими. Они были нежными.