Голубая планета
Шрифт:
– Эх, скорее бы узнать, в чем дело!
– просто сказал он. Впервые за полтора года в его голосе прозвучала усталость.
Он до отказа повернул рукоятку пневматического привода. Давление воздуха буквально сорвало оплавленный люк. В шлюзовую кабину ударил ветер.
Мы включили рефлекторы. Два узких световых пучка прорезали тьму. Снаружи творилось нечто невообразимое. Резкий, порывистый ветер гнал над самой землей обрывки взлохмаченных туч. Налетал и мгновенно прекращался дождь. Где-то далеко во тьме вспыхивали зарницы.
– Штурман, вы знаете, что
– "Вниманье, странник. Ненадежна даль, из туч змеится огненная сталь".
Громадная фигура Шатова протиснулась в прорезь люка. Я поспешил за капитаном. И тотчас же удар ветра бросил меня на землю. Падая, я успел схватиться за ветви ареситы. Все-таки мы были па Марсе!
– Держитесь крепче, коллега!
– крикнул Шатов.
– Ползите сюда.
Шатов лежал за невысоким, густо поросшим ареситой бугром. Я пополз, преодолевая сопротивление беснующегося ветра.
– Включайте рацию, - сказал Шатов.
Я повернулся на спину, взялся за регулятор настройки. В шлем тотчас же ворвался треск атмосферных разрядов. И вдруг откуда-то издалека донесся слабый голос: "Стрела, Стрела, Стрела... Стрела, Стрела..."
– Вы слышите, штурман?
– кричал Шатов.
– Давайте пеленговать.
К моему удивлению, рамка пеленгатора показывала вверх, в небо. В разрывах туч над нами мелькал небольшой, вдвое меньше лунного, желтый диск.
– Фобос!
– Шатов махнул рукой вверх.
– Фобос, спутник Марса. Они говорят оттуда.
Отвечать мы не могли. Слабые передатчики скафандров имели радиус действия около трехсот километчов, а до Фобоса было девять тысяч. "Стрела, Стрела, Стрела..." - звали с Фобоса.
– Вот заладили!
– сказал Шатов.
– Затем последует концерт танцевальной музыки - и передача окончена. Спокойной ночи, дорогие радиослушатели!..
Цепляясь за ветви ареситы, он встал. Я видел, как содрогалась под ударами ветра его массивная фигура.
– Смотрите, штурман!
В голосе Шатова прозвучало нечто, заставившее меня привстать.
– Смотрите!
Он показывал в темноту. Я ничего не видел. Луч рефлектора растворялся в бездонной тьме.
Потом впереди низко над землей блеснул сиреневый разряд молнии. И как на застывшем киноэкране, я увидел; на нас шла стена воды. Холодный сиреневый свет вспыхнул на мгновение. Огромная волна казалась неподвижной - наклонившаяся, вспененная, страшная.
– Назад!
– хрипло выкрикнул Шатов.
Он побежал к "Стреле", подпрыгивая, оборачиваясь. Порыв ветра отбросил меня в сторону. Я упал на колени. Луч света впереди замер, метнулся, уперся в глаза. Шатов помог мне подняться. В радиотелефон я отчетливо слышал его хриплое дыхание.
– Быстрее, штурман, быстрее...
Он втолкнул меня в люк. Взвизгнув, хлопнула крышка.
И тогда я услышал гул приближающейся волны. Розный, очень слитный, он неуклонно надвигался, поглощая все остальные звуки - шорох кустарника, треск дождевых капель, свист ветра. Он нарастал, превращаясь в яростный, вибрирующий вой.
– Держитесь!
– крикнул Шатов, и голос его потонул в грохоте обрушившейся волны.
Я протянул руки - они схватили пустоту. Пол выбило из-под ног. Я упал на Шатова. И тотчас же наступила тишина.
– Осторожнее, коллега...
– поднимаясь, сказал Шатов.
– Вот так. Я догадался, что случилось с Марсом. Марс превращен в заповедник для любителей острых ощущений. Полагаю, сейчас начнется небольшое, хорошо организованное землетрясение...
Снаружи по-прежнему доносился свист ветра. Унылый, бесконечно повторяющийся, он вызывал тягостное чувство. Кажется, я сказал об этом вслух, потому что в радиотелефоне послышался голос Шатова:
– Ничего не поделаешь... Нам придется выйти. Через полчаса Фобос уйдет за горизонт, и тогда мы ничего не услышим.
Медленно открылась крышка люка. Шатов, пригнувшись, нырнул в темноту. Я последовал за ним - и сразу почувствовал, насколько сильнее стал ветер. Он уже не был порывистым, а давил плотной, почти осязаемой стеной. Я ощущал это давление сквозь толстую оболочку скафандра.
Шатов, прижимаясь к потрескавшейся, кочковатой земле, полз в заросли ареситы. Вода ушла, оставив изломанные кустарники. Я отпустил поручни.
И тогда ветер - он словно поджидал это мгновение - набросился с удесятеренной силой. Нет, не с удесятеренной. С неимоверной, невероятной силой. Я плохо представляю, что произошло. Это случилось с какой-то неестественной быстротой. Падение в пустоту, жестокий удар (меня спас скафандр), яркая вспышка света - луч рефлектора осветил коричневую, всю в трещинах, очень близкую землю - и темнота. Рефлектор был разбит вдребезги, антенна рации сломана. Голос Шатова (я не помню, что он кричал) оборвался на полуслове.
Ветер сталкивал меня куда-то в пустоту, в черное ничто. Я пытался ухватиться за кусты ареситы - они были вырваны с корнем, я цеплялся за землю она ускользала. А ветер, нет, не ветер - ураган, бешеный ураган с неистовой яростью уносил меня от планетолета. Дважды во вспышках молний я видел "Стрелу". И сразу же, скрывая ее, навалились обрывки туч. Как гигантские холмы, они ползли по самой земле, отсвечивая непрерывными электрическими разрядами. Ураган был до отказа насыщен электричеством; когда я падал на землю, со скафандра слетали снопы голубых искр.
Отчаянно напрягаясь, я старался задержаться, уцепиться за что-нибудь - и не мог. Ураган подбрасывал меня в воздух, швырял наземь, переворачивал и гнал, гнал, гнал...
Это продолжалось долго, нестерпимо долго и кончилось так же внезапно, как и началось. Я почувствовал удары упругих ветвей ареситы, провалился в какую-то яму - и все стихло.
Не сразу я осознал происшедшее. Болело ушибленное плечо, не хватало воздуха, в глазах мелькали красные круги... Откуда-то из глубины сознания пришла мысль. Сначала она была смутной. Потом, оттеснив хаотические клочки других мыслей, прозвучала с беспощадной ясностью: "Случилось то, что ты давно ожидал. То самое. Неотвратимое".