Голубка
Шрифт:
Чем дольше Ирина жила в гарнизоне, на самом, как ей казалось, краю земли, тем больше ей нравилась эта жизнь. Существование в военном городке имеет свой негласный устав, свои неписаные правила, из которых, впрочем, всегда имеются исключения.
Вскоре она поняла, что жены высшего офицерского состава держатся несколько особняком, свысока посматривают на жен лейтенантов. Те, в свою очередь, высокомерно относятся к женам мичманов, а чтобы дружить семьями, об этом и речи нет. Здесь существуют касты, войти в которые можно только принадлежа по статусу к их кругу. Ирина же умудрилась
После того памятного банкета, на котором она появилась в своем шикарном зеленом платье, все модницы гарнизона узнали, что Тополькова шьет, и на нее посыпались заказы. Дамы быстро смекнули, что свободного времени у молодой мамочки в обрез, и на примерки стали приходить парами. Одна примеряет, другая нянчится с ребятами. В просторной кладовке пришлось устроить стол с машинкой, которая то и дело стрекотала, прошивая легкий крепдешин, немнущийся кримплен или все тот же креп-жоржет. Ассортимент ткани в военторге был довольно богат, а вот купить готовую вещь составляло большую проблему. Обычно весть о том, что в военторг завезли дефицит, облетала городок со скоростью пули, магазин заполняли женщины всех каст. Они записывались, давились, ругались, бывало, срывали друг с друга парики в неистребимом стремлении урвать заграничную кофточку или плащ. Хватали то, что удавалось, невзирая на такую мелочь, как рост или размер.
Но даже тех счастливиц, кому удавалось сцапать желанный дефицит, нередко ждал в итоге сюрприз: желанная вещь в момент становилась в городке едва ли не униформой, ибо магазин в гарнизоне один, а городок маленький. Поэтому платья и костюмы стало модно заказывать у портнихи.
Ее клиентами, кроме женщин всех слоев и прослоек, вскоре стали жена начальника военторга, заведующая детсадом, девочки из парикмахерской, а также жена и дочки адмирала.
Теперь, куда бы ни пришла Ирина, она всюду становилась желанной гостьей. В продуктовом отделе ее всегда обслуживали вне очереди. Причем сама очередь вела себя абсолютно смирно, что в общем-то нехарактерно для 70-х годов. Из испуганной детдомовской девочки Ирина постепенно превращалась в полную сдержанного достоинства офицерскую жену. У нее появились красивые дорогие вещи, за которыми она в отличие от прочих не охотилась в местном военторге. Сапоги, плащи и даже шубки приносили ей на дом, и она все примеряла, весело крутясь перед зеркалом. Жена начальника военторга с серьезным прищуром оценивала обновку и грубовато заключала:
— Выхожу в осадок!
Что означало весьма положительную оценку.
Близнецы росли, их было не удержать в дефицитном германском манеже. Они норовили залезть туда, где их ждали меньше всего, найти и разобрать по винтикам все, что разбиралось, высыпать все, что высыпалось. А то, что не разбиралось и не высыпалось, тут же проверялось на зуб. Заведующая детсадом предложила определить близнецов в ясли.
Предложение Ирину обрадовало, ведь появится немного больше свободного времени для того, чтобы шить, а значит, зарабатывать. Появилось у Ирины одно меркантильное желание, о котором она никому не рассказывала. Однажды, заглянув случайно в ювелирный отдел военторга, она залюбовалась украшениями, среди которых выделила для себя серьги с цветками из белого золота, где по крошечным лепесткам, как роса, блестели и переливались крошечные песчинки бриллиантов.
Именно такие серьги она видела у Калерии Петровны, и ей они понравились, и тоже захотелось когда-нибудь, не сейчас, конечно…
Впрочем, что касается Калерии Петровны, тут Ирине нравилось все. Нравилось, как одевается эта женщина, как обращается с людьми. Одновременно просто и… непросто. Она ведет себя с людьми так, что ей никто не может грубо ответить или накричать, например. Даже отказать в ее просьбе никто не может. И на занятия самодеятельности все ходят, отложив домашние дела, потому что Калерия Петровна просит.
А какой она врач! А просто человек!.. Ах! Ах!
Именно так передразнивал жену лейтенант Топольков, когда та взахлеб начинала рассказывать о старшей подруге.
— Ах! Ах! — закатывал он глаза, а когда получал за это по макушке, принимался хохотать и кружить жену по комнате. А та, прижимая к груди очередное недошитое платье, возмущалась:
— Сережа! У меня же иголки!
— Сколько восторгов! — не унимался Топольков, осторожно опуская жену на табуретку. — Ты напоминаешь мне гимназистку.
— Ты просто мало общаешься с Калерией Петровной! — спорила жена. — А она такая… Она как будто не чужая, а… ну, в общем, я не знаю, что бы я без нее делала.
— Зато я много общаюсь с ее мужем, — уже серьезнее продолжал Сергей. — Мировой мужик. Справедливый.
— Я вот тебе не говорила, но когда ты был в плавании последний раз, у мальчиков поднялась температура…
Сергей испуганно уставился на нее.
— И я не знала, что делать, а Калерия Петровна пришла и все как надо сделала. И ходила каждый день, лечила.
— Что это было?
— Обыкновенная краснуха, но я же не знаю, могла быть и корь.
Лицо Сергея знакомо исказилось, и Ирина постаралась перевести разговор на другое, почувствовав всем нутром его тревогу. Ведь когда он далеко от них, то беспомощен в этом отношении. И где-то на донышке души всегда остается некоторое чувство вины перед семьей за такие длительные отлучки.
Впрочем, Сергей уже понял, что не ошибся. Ирина вопреки его опасениям не стала чужой в этом особом, сложном мире военного городка.
Напротив, она настолько органично влилась в новую жизнь, что результат, как говорится, превзошел все ожидания.
Кроме того, что жена зарабатывает неплохие деньги, практически не выходя из дома, она еще успевает участвовать в художественной самодеятельности!
В том, что Ирине хорошо здесь, конечно же, большая заслуга жены командира, Дробышевой.
Сергей, хоть и подшучивал над восторгами жены, все же осознавал ее правоту.
— Сережа, обедать! — позвала Ирина из кухни. Пацаны активно залопотали из своего манежа, отзываясь на зов матери.
— Это не вам, мужики, — развел руками Сергей и включил радио.
Радио в семье Топольковых служило няней. Дети не любили оставаться в комнате одни, а голос, идущий из черного ящичка, воспринимали как присутствие человека.
Бодрые советские марши их вполне устраивали.
— Нам обещали место в яслях, — делилась новостью Ирина. — Поставили на очередь.
— Здорово, — кивал Сергей, с удовольствием поглощая дымящийся борщ. — Тогда у тебя…
— Тихо! — вдруг перебила мужа Ирина и вся вытянулась в струнку. Он отложил ложку.