Голубое поместье

Джонс Дженни

— Условия завещания Розамунды не позволяют этого. Существует трастовый фонд, который обеспечивает ее средствами для сохранения дома до первого января двухтысячного года.

— А что потом?

Она пожала плечами.

— Наверное, она поступит, как захочет.

В это мгновение машина свернула, и Том увидел Голубое поместье.

Он уже познакомился с фотографиями, и Кейт рассказала ему кое-что об истории дома, но Том был удивлен. Ему представлялся эдвардианский дом, выстроенный из холодного голубого камня, отчасти спрятанного плющом и вьющимися розами. Он немедленно ощутил притяжение

дома, изящно взмывающих башенок, утопающей в ветвях крутой крыши. Необычные пропорции, но фантазия органически дополняет деревья. Был какой-то испанский архитектор, как его звали? Гауди, кажется, так. Этот дом строже, чем у Гауди, менее причудлив, но сохраняет достоинство его стиля. Том сразу понял, почему мать Кейт не продавала Голубое поместье. Не сделал бы этого и он. Если бы этот дом принадлежал ему, он и сам поступил бы подобным образом.

Том еще не видел более прекрасного сооружения. До этого мгновения он полагал, что архитектура никогда не способна тронуть его. Том знал ее: он усердно изучал все изящные искусства. Он посещал собор Святого Марка в Венеции, кафедральный собор в Реймсе, видел величественные дворцы, замки и городские дома по всей Европе. Но, живя в Кембридже, в окружении архитектурных жемчужин, он всегда полагал, что чего-то не понимает, что некая область остается полностью за пределами его восприятия.

Поместье было иным. Дом этот словно был сотворен для него. Он абсолютно не напоминал те места, где ему приходилось жить: муниципальную квартиру, в которой он вырос, и спальное помещение в Кембридже. Том усматривал в доме некий платонический идеал, место, где мог воспарить его дух, поднимаясь к устремленным ввысь башням. Дом этот охватывает своих обитателей, подумал он, защищая их от пошлости внешнего мира…

На лето он достался ему. Ну а дальше? — услужливо подсказал ум. Том отодвинул эту мысль в сторону.

Впервые он начал понимать, что пребывание в поместье сулит ему некоторые сложности — и непредвиденные.

— Хелло, значит, вы и есть Том. Я так рада, что вы приехали.

Женщина с глазами Кейт направилась навстречу им, как только «эскорт» остановился перед ступеньками. Они обменялись рукопожатиями, тем временем Кейт представила их друг другу. Рут Банньер была в джинсах и рубашке, старомодная соломенная шляпа покрывала мягкие каштановые волосы. Кейт говорила, что она проводит все свое свободное время в саду и предпочитает растения людям, а музыку и тем и другим.

Сцепившиеся сучки и ветви окружали ее ноги. Рут отбросила их в сторону.

— Простите за беспорядок, — сказала она с некоторым смущением. — Повсюду столько дел, трудно даже понять, с чего начинать. Я решила прибрать вход, чтобы приветствовать вас.

— Или чтобы воспламенить во мне энтузиазм? — Он улыбнулся, вынимая свой саквояж из машины. Ее излишние извинения свидетельствовали о застенчивости, которой он не замечал в Кейт. — Чудесное место. Должно быть, жить здесь просто великолепно.

И писать книгу, добавил он мысленно. Твердо владея словами, самим языком. Что скажет Алисия? Но эта застенчивость заразительна. Неловкость Рут слишком уж обнаруживала

себя.

Рут нахмурилась, что-то заметив.

— Кейт, тебе не следовало бы оставлять книги снаружи. Я знаю, что сегодня жарко, но по утрам выпадает роса.

Она смотрела на рампу, спускавшуюся от ступеней, ведущих к парадному входу. На половине рампы лежала книга с изогнутым корешком, страницами к небу. Рут нагнулась, чтобы поднять ее.

— Снова поэзия. Где уважение, девочка? — В голосе слышался только намек на иронию.

— Ждет следующего семестра. К тому же я ее здесь не оставляла. Должно быть, это Саймон. — Кейт не обнаружила интереса. Она направилась к передней двери и распахнула ее.

После яркого света снаружи в доме было сумрачно. Пока глаза приспосабливались, Том видел вокруг только темные тени и укромные уголки. Он стоял, моргая.

— Ну, входите. Кейт может показать вам дом. Ваши комнаты будут рядом, — сказала Рут, провожая их в коридор.

Постепенно глаза Тома адаптировались к окружению. Он заметил прекрасный, но старый ковер на полу; местами он вытерся, но густая киноварь и золото все еще сохранили яркость. Книги были повсюду, они закрывали стены, были навалены на каждой горизонтальной поверхности. Длинный стол, окруженный изящными, но разнородными стульями. Необычная аркада на столбиках резного дерева… странные пятна света — розы в кувшине на столе, открытые страницы журналов, поблескивающий металл лифта в углу. Однако даже Том заметил, что здесь не слишком уютно.

— А где же то стихотворение, о котором ты мне говорила?

— Вон оно. — Кейт указала на стену над дверью. Надпись была сделана курсивом, текучим и причудливым. Том не мог разобрать текст, но Кейт сказала ему, что там написано:

…Измученный болезнью и трудом,Не отыскал я Розамунды синий дом.

Безнадежно романтично, подумал Том. Тем не менее встреча с домом тронула его и заинтриговала. Он не мог дождаться более близкого знакомства.

— Не хотите ли чаю? Или лучше чего-нибудь попрохладнее? В холодильнике есть домашний лимонад.

— Лимонад — это здорово, — сказал Том.

Рут Банньер кивнула так, словно он дал правильный ответ.

— Кейт покажет вам все входы и выходы, а я отнесу лимонад на террасу. — Она исчезла в коридоре, ведущем из холла.

Когда они поднялись наверх, Том спросил Кейт:

— Она всегда такая?

— Какая?

— Стесненная, нервная… возбужденная.

— Когда устает, — рассудительно ответила Кейт. — Мама у меня хорошая.

— О чистота юности, — послышался сухой голос с первой площадки. Там стоял высокий и тощий мужчина с растрепанными черными волосами, нежно прижимавший к груди квадратную бутылку, знакомую зелень джина «Гордон». Саймон Лайтоулер, подумал Том. Кузен и любовник Рут, сын Алисии. Все на месте.

— Приветствую вас, — сказал Саймон. — Оставьте у двери ваши заботы и печали. Не о чем беспокоиться, не нужно грустить. В любом случае сюда лишь допускаются идеальные люди. — Он отступил в сторону, пропуская их, глаза его поблескивали.