Голые не лгут
Шрифт:
– Ты хитрый и продуманный… мальчишка! Я про тебя лично спрашиваю, а не про твоих соседей, которых, судя по… твоему возрасту, уже нет и в живых. Что, Аркадий, на данную… тему было у тебя… у тебя лично?
Он пожал плечами и с неохотой ответил:
– У меня? Ничего особенного… Так… по мелочам. Мне всего-то сорок лет, чёрт возьми! Я молодой… мужчина.
– Не отвлекайся, Аркаша, на посторонние темы. А всё-таки… у тебя что-то было подобное?
– Ну, случалось. И у меня случалось. Не у меня лично, а вот у тех, с кем я находился в… стыковке, крики
В относительно молодые годы Аркадий был знаком с рыжей красоткой Варенькой, бывшей женой одного старшего лейтенанта по фамилии Крипов, который оставил службу, а заодно и свою супругу, и слинял в неизвестном направлении.
Скорей всего он скоропостижно решил, что он не командир мотострелковой роты, а заготовитель грибов, где-нибудь, в отлогах Восточно-Саянских гор. Одним словом, исчез. А свою Вареньку оставил на попечении не только Аркадия, но и, считай, всего гарнизона.
При этом Крипов имел наглость с дрожью в голосе сокровенно сказать ему, Аркадию: «Береги её!». И вот Аркадий берёг, причём очень интенсивно. Раз пять только лично для неё вызывал скорую помощь. Понятно, в тот момент беспокоился о здоровье своей напарницы, когда она начинала кричать и даже, как бы, похрюкивать.
– Исхода летального у моей подруги Вареньки, – просто пояснил Аркадий, – так сказать, партнёрши, как и обычно, не ожидалось.
– Ты наивный человек, Аркадий Дмитриевич, как только что родившийся лягушонок.
– Да! Я молод, как сто тысяч лягушек! Я не отрицаю. Но в первую очередь, Ирочка, я просто добрый. И этого не скроешь…
– В чём же заключается твоя доброта, Аркаша?
– В том, что я не желаю садиться за решётку по… причине сексуального недоразумения. Поэтому вовремя сигнализирую… Потому и вопли … театральные с некоторых пор не теплю! А доброта к самому себе – это свято.
Скорей всего, отставной майор был прав. Пора бы уже прекращать пахать за того и на того… парня.
За стеной послышался очередной душераздирающий женский крик… вперемешку со стонами и плачами. Аркадий не выдержал и стал судорожно колотить кулаком в стенку. Ирина, обнажая себя почти целиком и полностью, соскочила с места, схватил отставного майора за локоть.
– Не надо так! – Она проникновенно посмотрела в его, пока ещё не совсем выцветшие, голубые глаза. – Успокойся, Аркаша! В конце концов, Аркадий Дмитриевич, не мешайте людям дружить…
– Дружить организмами? – Он прекратил калечить свой кулак и ломать пальцы об стенку, но закричал. – Если вы не прекратите с такими воплями трахаться, то я вызову сюда дружный и очень организованный наряд линейной полиции! Я ничего не боюсь! Я майор в отставке!
На мгновение стоны за стеной прекратились. Аркадий радостно кивнул Ирине головой. Дескать, знай наших! Критика подействовала.
А в соседнем купе с ними купе, за столиком, сидела совершенно обнажённая дама, двадцати пяти лет – Мила. Рыжеволоса, чуть полновата, но очень привлекательна. В одиночестве. Перед ней лежала: слева – груда конфет «Твикс», справа – куча оберток от них.
Она мощно ударила кулаком в стенку. Это был её протестующий ответ наглому майору в отставке. Мила одновременно в гневе закричала:
– Сам ты трахаешься, пошлый гоблин! Я тебя и без помощи полиции разорву, как фантик! На кусочки!
Потом, взяв себя в руки, Мила развернул очередной «Твикс». С любовью посмотрела на собственное отражение в зеркале, висящем в купе.
– Сделай, паузу, Милочка! – Она подмигнула ему левым глазом.– Скушай «Твикс»!
Мила с громким хрустом откусила очередной кусок конфеты и начала его медленно пережёвывать. Она ловила кайф, получала, поистине, райское удовольствие… Разве можно его сравнить с каким-то там сексом? Разумеется, нет.
Через мгновение она впала в полный транс от полученного наслаждения. От блаженства снова начала кричать на разные голоса, которые глухо, но отчётливо слышится на многие десятки километров при активном спаривании многочисленной группы ночных сов Среднерусской Возвышенности. Что уж там рассуждать. Многому научили некоторых из нас заботливые американцы, радоваться даже конфетам со странным названием, примитивным вкусом и сомнительным качеством. Особая нация, особая страна, несущая навязчивую и наглую ответственность за каждое земное существо…
Впрочем, об этом гораздо больше знает Эдвард Джозеф Сноуден и целый ряд, пусть зарубежных, но честных и порядочных людей. Очень отрадно, что иногда встречается там и такие. Правда, их гораздо меньше, чем груздей или каких-нибудь сыроежек на взлётно-посадочной полосе международного аэропорта Хитроу.
Подавляющее большинство зомбированных граждан в кровавой суете, названной их же ответственными государственными полудурками демократией, со слезами на глазах приветствуют убийства международного масштаба. Если, конечно, речь не идёт о каких-нибудь своевременно раздавленных насекомых… в человеческом обличии.
Если же рассуждать о людях, то… Ну, разумеется, мёртвые уже ничего не скажут… Имеются в виду те мирные граждане многих стран – дети, женщины, старики – которые попали под авиационные бомбы международных «филантропов-демократов». Оказывается, можно убивать с… любовью. Тут никак с романтиками не поспоришь. Получается, что Земной Мир полон самых необъяснимых чудес. Правда, очень часто кровавых и подлых.
Что касается, Палахова, то он уже почти успокоился. Даже с полной безнадёжностью в голосе сказал:
– Хрен с ней! Пусть орёт. Я уже почти привык. Так, о чём же мы говорили с тобой, Ирочка? Напомни, пожалуйста!
– Ты утверждал, Аркадий, перед тем, как мы с тобой немножко… познакомились. Ты утверждал, что только голый человек говорит прилюдно истинную правду…
– Вот именно! – Он оживился.– Скрывая свои… всякие и разные органы под одеждой… Одним словом… одежда не только позволяет, но и заставляет, вынуждает всех
нас лгать.
– Вот это философия! А если бы, к примеру, депутаты…