Гомеопатическое лечение хронических и острых состояний

В своем «Введении» м-е Плизи напоминает о том, что в бытность студентом он, как и все, критиковал гомеопатию, производившую впечатление шарлатанства. Рассказывать ли о том, что в бытность мою интерном госпиталей и отказываясь осуждать доктрину, не зная ее (так как именно не зная гомеопатии большинство ее осуждает), я присоединился к небольшой группе коллег, которые по вечерам посещали курсы Гомеопатического центра, оживляемые в то время Леоном Ваннье и Жаном Пуарье? В числе прочих тут были Пьер Ваннье, Морис Бюккуа и Жанна Бего из школы Брока, которая вскоре после этого стала м-м Штуль, преждевременно ушедшей. Мы тут также встретили проф. Жоаннона, отстаивающего свои идеи с душой апостола.

С

самого начала я был просто поражен интеллектуальной щепетильностью и моральной совестливостью обоих наших учителей; и это с самого начала отдалило меня от идеи шарлатанизма. А далее я был поражен той манерой, в какой проводилось изучение больного и его понимание. Это была та эпоха, когда студент, познав семиологию долевой пневмонии — явной и острой — удивляется тому, что столь явно описанная клиническая картина встречается на практике лишь редко; а это приводит к слишком многочисленным описаниям клинических форм. В Центре, расположенном на улице Мурильо, изучение болезни уступало место изучению больного, даже еще раньше изучению человека. Расспрос велся мелочный, никакая деталь не оставлялась без внимания. Исследование охватывало морфологию, жесты-мимику, поведение раньше, чем приступали к изучению самой патологии. Придавалось важное значение «конституции» и «темпераменту». И тогда из синтеза этого кропотливого анализа вытекало лечебное обозначение. Понятие почвы равнялось или даже превосходило по своему значению понятие агрессии. Эту концепцию (основные черты которой я лишь обрисовал) я запомнил для себя — с пользой для моих больных, я надеюсь. Впрочем, прочитав вступительную лекцию проф. Абрами, наделавшую в то время немалый шум, я вновь нашел в ней все существенное из того, чему нас уже давно обучал Леон Ваннье. Правда среди гомеопатов некоторые пытаются облечь свои медицинские концепции в форму некоторой таинственности. Я не думаю, чтобы они этим оказывали услугу той медицине, которая является мишенью для критики — нередко слишком неблагосклонной. Два основных принципа (закон сходства и закон бесконечного разведения) являются принципами научными. Их подлежит изучить, показать их хорошую обоснованность, и тогда гомеопатия найдет свое официальное место, в котором ей отказывают во Франции.

Вот почему работа м-е Плази исключительно полезна. Она вводит в гомеопатию экспериментальное изучение; показывает реальность и активность высоких разведений — равным образом в биологии животных и в биологии растений; показывает действие сходства. По этому случаю я могу сделать личный вклад в вопрос о реальности диптиха Гиппократа: противоположное излечивается противоположным, сходное излечивается сходным.

В обычной медицине определение лечения базируется исключительно на клиническом диагнозе. Исследование больного, доставляя точные понятия об интересующей врача болезни или дефекте, рельефно выявляя имеющиеся органические расстройства, доставляет практику элементы показаний, необходимые для назначения разумного лечения. Однако, два врача, исследуя одного и того же больного, могут разойтись в своих мнениях и настаивать на разных диагнозах, а в связи с этим приходить к установлению двух весьма различных способов лечения.

В гомеопатической медицине ничего подобного произойти не может. Конечно, врач-практик не пренебрегает постановкой клинического диагноза наблюдаемого синдрома, но он всегда рассматривает весь имеющийся на лицо расстройств для того, чтобы установить для них «истинное обозначение».

(Однако учитывать всю сумму симптомов — включая «малые признаки» — и «обычному врачу» не только не запрещается, но даже рекомендуется. А гомеопаты тоже могут поразному оценивать и интерпретировать одни и те же симптомы и синдромы; в связи с этим тоже могут и у них возникать крупные расхождения мнений. Ибо показанием к назначению является не симптом сам по себе, а то представление о смысле этого симптома, какое возникает в сознании врача. А разные врачи один и тот же симптом могут понимать по-разному — особенно, если он несколько отклоняется от обычных его форм).

Клинически диагноз врача (гомеопата) оказывается более глубоким, т. к. он клонится к установлению истинного генеза рассматриваемого болезненного состояния. С точки зрения лечебной, точное наблюдение больного доставляет ему ценные элементы. В самом деле, гомеопатическое средство буквально «обозначено» самим больным (но при участии оценивающего его сознание врача!), у которого его расстройства (морфологические, функциональные или чувствительные) всегда соответствуют тем признакам (морфологическим, функциональным или чувствительным), какие описаны в патогенезах: два гомеопата, хорошо знающие Материа медика и наблюдающие одного и того же больного, установят одинаковые назначения (а если одни и те же симптомы они толкуют и оценивают по-разному, то и всю картину могут понять по-разному; и соответственно этому они могут сделать различные назначения).

В практике гомеопатии вся трудность заключается в выборе средства. Вспомним о практических упражнениях по систематике растений: учащемуся предлагают растения и он должен их «распознать» (определить и систематизировать). Примерно так же предстают больные врачу-гомеопату: ему тоже надлежит их «распознать» и «определить» не только с точек зрения типологической (конституция и темперамент), или клинической (болезненное состояние), но также с точки зрения лечебной. И ему, в самом деле, возможно «распознать» полезное средство, т. к. он знает его признаки, какие его наблюдательность может выявить (но может и не выявить тоже) и его суждение может интерпретировать (вот тут-то и зарыта собака!); ему также возможно точно «определить» это средство, т. к. ему известны аналогичные средства (а заблудиться в трех соснах гомеопату никак невозможно).

Столкнувшись с хроническим состоянием, начинающий может заколебаться и начать продвигаться на ощупь, часто ему оказывается трудным выявить то назначение, согласно которому должны быть прописаны все полезные в данном случае средства, так как лечение хронического больного всегда должно устанавливаться логическим и упорядоченным образом. Но зато у него есть время, он имеет возможность испытать, посоветоваться со своими старыми наблюдениями, заглянуть в Материа медика, запросить совета и в тиши кабинета «проработать случай».

Столкнувшись же с острым состоянием, врач вынужден немедленно ставить лечебный диагноз. Тут больной не может ждать; действовать врачу приходится быстро и безошибочно. Выбор средства должен быть быстрым для того, чтобы немедленно пустить в ход надежное лечебное средство. И врачу-практику надлежит точно знать существенные характеристики каждого средства. К обычным признакам (морфологическим, функциональным и чувствительным) тут добавляются «объективные признаки», ценностью которых пренебрегать не следует.

Средства для лечения острых состояний не столь уж многочисленны, чтобы было невозможно изучить их все в деталях. Мы задались целью представить искренне составленное клиническое и лечебное исследование тех средств, какие являются наиболее, обычно прописываемыми при острых состояниях. Заботясь о том, чтобы излагать ясно, главное, желая особенно сделать понятной точность гомеопатической медицины, мы не поколебались часто повторять некоторые существенные факты, точное познание которых доставляет столько точности назначению врача-практика.

Наконец, последняя рекомендация. Если при лечении хронического состояния возможно соединить 2–3 средства одной лечебной ориентировки, чередующееся действие которых становится взаимно дополняющим, этот метод не может прилагаться при лечении острых состояний. Тут врач всегда сталкивается с хорошоопределенным клиническим состоянием, которому соответствует «единственное» лекарство. Врачу надлежит распознать те признаки, при которых больной проявляет это средство (тип) и оправдывает употребление этого средства.