Гоминиды
Шрифт:
И тут она поняла, что проблема не в том, что она не знала, что сказать Понтеру. Просто вопросов было столько, что она не знала, с чего начать. Понтер — учёный; он наверняка имеет понятие о том, что его народу известно о генетике, о разделении родов Homo и Pan, о…
Но нет. Нет. Понтер — человек; во-первых и главных он — человек, к тому же прошедший через серьёзную переделку. Наука может подождать. Сейчас они будут говорить о нём, о том, каково ему сейчас.
— Как вы себя чувствуете? —
— Хорошо, — ответил голос переводчика.
Мэри улыбнулась.
— Я имею в виду, на самом деле. Как у вас дела на самом деле?
Понтер, казалось, заколебался, и Мэри подумала: интересно, разделяют ли неандертальские мужчины с человеческими нежелание говорить о своих чувствах. Но потом он выдохнул шумно и судорожно.
— Я напуган, — сказал он. — И скучаю по семье.
Мери вскинула брови.
— По семье?
— По дочерям. У меня две дочери, Жасмель Кет и Мегамег Бек.
Мэри немного опешила. Почему-то ей ни разу не пришло в голову, что у Понтера может быть семья?
— Старшей сейчас, — сказал Понтер, — я знаю, сколько месяцев, но вы вроде измеряете возраст в годах, нет? Старшей… Хак, посчитай!
— Жасмель девятнадцать лет, — прозвучал женский голос Хак, — Мегамег девять.
— О Боже, — сказала Мэри. — С ними всё будет в порядке? А их мать?
— Класт умерла два декамесяца назад, — сказал Понтер.
— Двадцать месяцев, — торопливо добавила Хак. — Один и восемь десятых года.
— Простите, — тихо сказала Мэри. Понтер слегка кивнул.
— Её клетки, её кровь — они изменились…
— Лейкемия, — подсказала термин Мэри.
— Я скучаю по ней каждый месяц, — сказал Понтер.
Должно быть, ошибка перевода, подумала Мэри; наверняка он хотел сказать, что скучает по жене каждый день.
— Потерять обоих родителей…
— Да, — сказал Понтер. — Конечно, Жасмель уже почти взрослая, так что…
— То есть, она может голосовать и всё такое? — спросила Мэри.
— Нет-нет-нет. Хак что-то неправильно подсчитала?
— Я совершенно уверена, что расчёты верны, — ответила Хак женским голосом.
— Жасмель слишком молода, чтобы голосовать, — сказал Понтер. — Яслишком молод, чтобы голосовать.
— И в каком же возрасте в вашем мире получают право голоса?
— Ты должен встретить по крайней мере 667-ю луну — две трети от традиционного тысячемесячного периода жизни.
Хак, по-видимому, не желая, чтобы её компетентность в области арифметике снова подвергали сомнению, быстро добавила:
— Право голоса получают в возрасте пятидесяти одного года; традиционная продолжительность жизни — семьдесят семь лет, хотя в наши дни многие живут гораздо дольше.
— Здесь, в Онтарио, люди получают право голосовать в восемнадцать, — сказала Мэри. — В смысле, лет.
— Восемнадцать! — воскликнул Понтер. — Это безумие.
— Я не знаю ни одного места, где бы этот возраст был больше двадцати одного года.
— Это многое объясняет в вашем мире, — сказал Понтер. — Мы не позволяем людям влиять на политику и принимать решения, пока они не накопят достаточно мудрости и жизненного опыта.
— Но если Жасмель не может голосовать, то чем в вашем мире взрослый отличается от подростка?
Понтер слегка двинул плечами.
— Полагаю, в моём мире эта разница не так значительна, как в вашем. Тем не менее, достигнув возраста 250 месяцев человек начинает сам нести юридическую ответственности за свои действия и находится на пороге обустройства собственного дома. — Он покачал головой. — Хотел бы я дать Жасмель и Мегамег знать, что я жив, что думаю о них. Даже если я никогда не смогу вернуться назад, я бы отдал всё, только бы передать им весточку.
— А вы действительно не сможете вернуться? — спросила Мэри.
— Не вижу, как. О, если бы здесь был построен квантовый компьютер, то условия, которые привели к моему… переносу сюда можно бы было попытаться повторить. Но я физик-теоретик; я имею лишь смутное представление о деталях внутреннего устройства квантового компьютера. Мой партёр, Адекор, в этом хорошо разбирается, но с ним никак не связаться.
— Должно быть, вы в отчаянии, — сказала Мэри.
— Простите, — ответил Понтер. — Я не хотел нагружать вас своими проблемами.
— Всё в порядке, — заверила его Мэри. — Можем ли мы… Можем ли мы вам как-то в этом помочь?
Понтер произнёс единственное короткое слово, прозвучавшее как-то по-особенному грустно.
— Нет, — перевела его Хак.
Мэри захотелось поднять ему настроение.
— Ну, хоть карантин должен уже скоро кончиться. Может быть, после того, как нас выпустят, вы сможете попутешествовать, посмотреть мир. Садбери — маленький город, но…
— Маленький?— Понтер выпучил от удивления глаза. — Но здесь же… даже не знаю, сколько… по меньшей мере несколько десятков тысяч жителей.
— В городской черте Садбери живёт 160000 человек, — сказала Мэри, которая полистала в гостинице путеводитель.
— Сто шестьдесят тысяч! — повторил Понтер. — И это маленький город? Вы, Мэре, приехали из другого места, да? Из другого города. Сколько людей живёт там?
— Собственно в городе Торонто — 2,4 миллиона; в агломерации — в зоне сплошной городской застройки с Торонто в центре — около 3,5 миллионов.
— Три с половиной миллиона? — изумлённо переспросил Понтер.