Гон спозаранку
Шрифт:
Брат и сестра не промолвили ни слова, пока не очутились на предвечерней улице. Конни так хотелось увидеть солнце, но оно уже скрылось за высокими домами.
— Ты когда собираешься уезжать? — наконец спросил Питер. Он шагал, сунув руки в карманы.
Они дошли до перекрестка. Конни неуверенно ступила на мостовую.
— Я никуда не собираюсь.
— Вот это да! — Питер был ошарашен. Он окинул Конни пытливым взглядом, словно искал в ней какую-то перемену. — Вот это ловко. И ты не чувствуешь ни капли сожаления?
— Нет. Я вообще
Питер вспомнил о деньгах, лежащих в кармане.
— Когда мне надо уплатить ему?
— Тебе не придется это делать. Уже поздно. Слишком опасно.
Питер резко остановился. Но Конни продолжала идти, и ему пришлось догонять ее почти бегом. Поравнявшись, он дал волю гневу:
— О чем ты думала раньше? Почему не написала мне, как только узнала?
— Не знаю почему, — резко ответила Конни.
Она шла почти маршевым шагом, Питер не отставал; время от времени он бросал на нее негодующие взгляды. Наконец, не выдержав, он схватил ее за локоть и, резко дернув, остановил посреди тротуара. Швейцар с любопытством смотрел на них из парадного.
— Что ты собираешься делать? — В голосе Питера слышались почти сочувствующие нотки, но, взглянув на его лицо, вместо сочувствия Конни увидела мрачную гримасу.
— В данный момент я иду домой.
— Это я и без тебя знаю. — Он раздраженно поморщился. — А потом?
— Не знаю. — Она освободила локоть и пошла дальше. Они дошли до следующего перекрестка и остановились перед светофором. Мимо проносились такси, стараясь проскочить, пока не зажегся красный свет. Стоит ступить на мостовую, и шофер уже не успеет затормозить. Но Конни тут же с горечью подумала, что можно остаться калекой, а ребенок все равно родится. Они ждали, когда зажжется зеленый свет.
Ей так хотелось, чтобы Питер положил ей руку на плечо. Чиг обязательно сделал бы это. Какой Питер нечуткий. Ей вдруг захотелось отплатить ему тем же.
— По крайней мере, ты сэкономил свои две тысячи.
Питер неожиданно улыбнулся.
— Это ты их сэкономила, дуреха.
Они стали переходить улицу. Конни вдруг показалось, что платье стало ей тесно. Она с испугом оглядела себя со всех сторон.
— Ты прав. Это я сэкономила.
После обеда, оставшись одна в своей комнате, Конни вдруг поняла, что больше не хватается за вещи и не сжимает их, как прежде, в руках, ища в этом спасения. Напряжение последних месяцев прошло. Раньше она чего-то ждала, мучилась, думала, что делать дальше. А теперь это будут делать за нее другие. И в этом примирении ей чудился покой.
Она сидела, прислонившись к изголовью кровати, когда, постучавшись, вошел Питер.
— Ну, так что же ты решила? Как-никак это и меня касается. — Остановись в ногах ее кровати, он смотрел на нее.
— Да, конечно. Я совсем забыла, что это ты ждешь ребенка, а не я.
— Я хочу помочь тебе. Ведь ты сама меня просила?
— Спасибо, — ответила Конни каким-то безжизненным голосом. Пальцы теребили
— Этого долго не скроешь. Скоро станет заметно, и тогда как ты всем объяснишь? Скажешь, что просто начала толстеть?
— О господи, заткнись ты и оставь меня в покое! Тоже мне помощник. Если бы ты попал в беду, разве я бы так с тобой разговаривала?
— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я радовался, сказал, что все о'кэй, а ты пай-девочка, да? Ты влипла, как последняя дура. Хоть это постарайся понять! — Питер уже кричал на нее.
— Зачем только я тебе сказала! — тоже кричала она и жалела, что под рукой нет чего-нибудь тяжелого, чтобы запустить в него.
— Ты погубила свою жизнь, ты понимаешь это?
— Убирайся вон! — Теперь она уже всерьез искала, чем бы его ударить.
Питер попятился к двери и чуть не сшиб с ног отца, вбежавшего в комнату.
— Что здесь происходит?
Питер бросил на сестру предостерегающий взгляд.
Конни, вся похолодев, тяжело опустилась на кровать и уставилась на свои сжатые кулаки.
Вслед за отцом в комнате появилась разгневанная мать. Она тяжело дышала, так как почти бегом поднялась по лестнице.
— Вы, кажется, забыли, что вы уже не дети? Из-за чего вы сцепились?
— Пустяки, мама. Просто мы поспорили. — Питер своей высокой фигурой почти полностью заслонил Конни от родителей.
— Могли бы не кричать на весь дом, — услышала Конни голос отца. — Что все-таки произошло?
— Мой брат считает, что я должна учиться в самом лучшем колледже! — крикнула Конни, высунувшись из-за спины брата.
— Когда ты наконец оставишь ее в покое, Питер? — недоуменно произнес отец.
Питер промолчал. И Конни поняла, что он не собирается поддержать ее в этом обмане. Иначе он немедленно что-нибудь бы сказал. И, вдруг почувствовав страх, Конни прошептала:
— Не говори им, прошу тебя, Питер.
— Конни ждет ребенка.
— Ты не имел права, — еле слышно произнесла Конни.
— Стыдись, Питер! Как ты можешь говорить такое о родной сестре? — гневно воскликнула мать. Она не слышала слов Конни.
Обойдя Питера, отец растерянно уставился на Конни. Ей стоило усилий выдержать его взгляд.
— Питер, ты меня слышишь? — требовал голос матери. — Извинись немедленно!
Питер отступил назад, совсем вплотную к Конни. Повернув голову, он сказал ей через плечо:
— Это надо было сделать. — И он попытался было улыбнуться, но улыбка не получилась. Питер посмотрел на родителей: — Конни совершила ошибку. Вот и все тут.
Конни молчала, уставившись на свои крепко сцепленные пальцы. Она чувствовала, что отец и мать смотрят на нее.
— Почему же ты… Я бы тебе помог… — Отец Конни был врачом.
— Она боялась, папа. Она хотела сказать тебе еще на рождество, но побоялась.
— Побоялась? Еще бы! — голос матери дрожал. — Это все равно что сказать ему, что ты стала уличной девкой, да еще попросить на то благословения!