Гончаров и Бюро добрых услуг
Шрифт:
– Он муж и это его право. Они уже вышли, ни пуха, ни пера.
– А ну тебя на ...
– Матерно выругался Макс и тут же отключился.
Чета Соколовских выйдя из подъезда пугливо оглядела двор и сразу же юркнула в машину. Харкнув черным выхлопом заработал двигатель и машина выбравшись из снега покатила к арке. Чрез пятнадцать секунд после того как они скрылись с глаз тронулась машина Ухова, а мне не оставалось ничего другого, как включить телевизор и и мужественно смотреть какую - то прыгающую и воющую галиматью
Потекло томительное время. Прошло десять минут, потом пятнадцать, потом полчаса и только тогда
Сорвавшись с места я помчался к машине.
Запомнив номера скрывшейся в арке белой "копейки" Ухов докурил сигарету и тронулся следом. Четыре остановки до поворота на Портовый поселок они оставались вне его видимости, но он не переживал зная, что на прямом, четырехрилометровом участке лесной дороги он их "достанет". Его ожидание оправдались, не проехал он и полпути, как впереди замаячила белая приопущенная задница Соколовского рыдвана. Сбросив скорость Ухов аккуратно вписался в правый ряд и теперь их разделял только полупустой тролейбус через стекла которого хорошо просматривался объект наблюдения. Немного не доезжая до центральной остановки поселка, Соколовский свернул направо и заехал во двор длинного пятиэтажного дома. Секундой позже то же самое проделал Ухов. Возле пятого подъезда "копейка" выдохнула клубок черного перегара и остановилась. В десяти метрах от неё застыл и Макс.
Не покидая салона он придирчиво осморелся кругом ожидая увидеть если не милицейскую "шестерку", то нечто похожее. Но ничего, ни единого автомобиля стоящего на узкой площадке перед домом не было и только справа на возвышении, возле вереницы гаражей, с открытыми капотами застыли два жигуленка, но до них было никак не меньше ста метров и они не больно - то тревожили Ухова.
Между тем миниатюрные супруги Соколовские покинув машину устремились в дом.
– Пока у них нет денег они никому не нужны, а значит их жизнь в безопасности, да и подозрительного ничего не наблюдается.
– Подумал Максимилиан и выйдя из салона не торопясь закурил, прикидывая на каком этаже может находиться квартира Инниной мамаши. Выходило, что на четвертом.
Минут пятнадцать потоптавшись возле машины Ухов вдруг остановился как вкопанный, наморщил лоб и бормоча себе под нос проклятья решительным шагом направился к дому. Легкая деревянная дверь была снабжена несоразмерно мощной пружиной. Окинув взглядом темное нутро подъезда он вошел во внутрь и дабы избежать грохота начал потихонку отпускать хлесткую пружину... Удар шел откуда - то сверху, а откуда Ухов так и не понял, потому что уже без сознания лежал в луже собственной крови.
Из небытия его вытащили характерные хлопки и пронзительный женский крик. Понимая, что произошло самое ужасное он качаясь поднялся на ноги, вытер рукавом стекающую на глаза кровь и по крутой лестнице, под аккомпанимент пистолетных хлопков выбрался из подвала. Сверху на него мчалось нечто черное и стремительное. Выстрелить он не успел. Отброшенный этой силой он ударился головой о радиатор отопление и вновь,
Секундами позже, когда он выскочил из подъезда, две убегающие фигуры уже заворачивали за угол. Смахнув назойливую кровь, он из последних сил бросился вдогонку. На оттаявшей площадке, перед торцом дома, бандиты уже усаживались на заднее сиденье бежевой "шестерки".
Не целясь, навскидку, Ухов выпустил по ним короткую очередь их "Стечкина". По тому как дернулись и расползлись ноги последнего беглеца, он понял, что попал в яблочко. Скорее всего перебил спинной мозг. Утробно выматерившись, он кинулся к "шестерке", чтобы как следует закончить уже начатое дело. Но не успел, рывком втянутые, парализованные ноги бандита скрылись в салоне и криминальная машина, сжигая сцепление, тут же рванула с места.
Застонав от бессильной злобы Ухов выскочил на пустынную дорогу и играя желваками смотрел как преступный жигуленок прямо на глазах превращается в крошечную точку. Выдернув сотовый телефон он тут же зашвырнул его в снег, потому что из одного целого он превратился в две равные половины.
До боли в пальцах сжав рукоять пистолета и опустив голову он вернулся к подъезду, куда уже высыпало и встревоженно гудело два десятка жильцов дома. При виде его страшного, окровавленного лица громкий обмен впечатлениями уступил место гробовому молчанию. Они смотрели на него по разному, кто - то со страхом, кто с немым вопросом, а кто-то с обычным, праздным любопытством. Одно только было несомненно, за преступника его никто не принимал, наверное многие в свои окна видели его погоню за убегающими преступниками.
Не отрывая глаз от земли он прошел по мгновенно освободившемуся коридору и тяжело поднялся на третий этаж. Именно там на спине лежало тело Соколовского. Красноречивая точка над переносицей и лужа крови под затылком говорили сами за себя. Стена и часть потолка на площадке между третьим и четвертым этажами были обильно забрызганы кровью. Видимо здесь Соколовский и принял смерть, а на третий этаж он скатился уже будучи мертвым. Теперь, если ему и нужна была чья-то помощь, то только со стороны патологоанатома, да похоронного бюро.
Охочая до подобного кровавого зрелища компашка из двух старух, молодой женщины с ребенком на руках и любознательной девчонки, стояла пролетом выше. С ними же, укрепляли нервы и вероятно готовя себя к "серьезным делам", на труп жадно пялились три прыщавых подростка.
– Чего встали?
– Прохрипел Ухов и наконец - то догадался упрятать пистолет в кабуру под мышкой.
– Делать вам больше нечего? Нельзя здесь находиться. Следы затопчите. Немедледленно разойдитесь по домам. Где Инна Николаевна, она жива?
– Жива, батюшка, жива.
– Прошамкала старуха, что потолще.
– Она ранетая, Лида её с трудом домой утянула. С правой стороны ихняя дверца будет, а мы, батюшка, потому и стоим, чтоб, значит, следы не затоптали. Милицию и экстренную помощь мы уже вызвали, они с минуты на минуту должны приехать. Какой же нам смысел уходить домой, а потом, ты прикинь, касатик, на лестничную площадку я выскочила первая и они в меня тоже выстреливали. Видал, вон, в стенке, у двери две пульки застряли, а могли у меня в головушке застрять. Вот так живешь - живешь и не знаешь где смертушку примешь. Понимать это надо, соколик.