Гонка по пересеченной местности
Шрифт:
– Хоть бы детей своих постеснялся, паршивец!
– Да он – пьяный! Уже с утра залился. Промотал денюжки в баре – сейчас хватился.
– Зовите милицию! 15 суток ему и штраф!
Павел сорвал с себя куртку, и с силой разорвал подклад – шут знает, может, в дырку кошелек провалился? Лохмотья скорбно повисли на потеху публике.
– Давай, и штаны себе порви! – заорала толстуха. – Будешь с голым задом бегать по аэропорту.
Раздался смех. Павел швырнул куртку в толпу, и пошёл буром на языкастую, сжимая кулачища.
– Папа, не надо, не надо!
Какой-то седовласый старичок в очках, похожий на профессора, преградил Павлу дорогу:
– Пожалуйста, не трогайте её. Она просто…дура. У вас семья, дети. Зачем вам неприятности? Вы пока поищите деньги. Я вам уступлю свою очередь, мне не срочно.
– Ишь, какой благородный! – зашипела на «профессора» какая-то молодая стерва, с вульгарным макияжем. – А ты нас спросил, интеллигент сраный?
Павел подобрал куртку с пола и поблагодарил старика:
– Спасибо, отец. Мы успеем…попозжа.
Семья Гуляевых, сопровождаемая едкими взглядами, направилась вверх по лестнице, на второй этаж. Здесь было малолюдно, и имелись свободные кресла. Павел плюхнулся на дермантин, перевёл дух.
– Чуть не прибил, курву! Тяни потом срок из-за этой…
– Насилу тебя оттащила! – всхлипнула Катька. – О нас ты подумал? Убил бы тётку одним ударом…
– Проехали, чёрт с ней, – отрезал Павел. – Главный вопрос: где деньги? Ведь в куртке же они были! Куда им деваться?
– Выпали, наверное. Беги скорей в туалет, там смотри. Может, на полу лежат. Не успели еще стащить.
– Так…Сидите здесь, я быстро.
– Смотри, не подерись опять. Пусть Юрка с тобой идёт. Юра, беги с отцом! Контролируй!
Средний сын, Антон, оживился:
– Мам, я тоже с ними!
– Сядь на место! Без тебя разберутся, герой!
Павел с сыном устремились на поиски кошелька, осматривая по пути мраморный пол. Дошли до туалета, выждали, когда тот опустеет и принялись за работу. Юрка стоял у двери, «на стрёме», а отец лихорадочно заглядывал в кабинки, морщась от увиденного. И надо же – под одним унитазом, на засанном полу, он увидел вдруг свой кошель. Забыв о брезгливости, жадно схватил его в руки, раскрыл…Нет, чудо не произошло. Кошелёк был пуст. Выгребли дочиста. Лишь где-то в складках застряла 2-копеечная монетка – «на память». Можно сделать один звонок в телефон-автомате.
Павел грубо выругался, и стал корить себя за «раздолбайство». Он никак не мог взять в толк: каким образом мог выпасть кошелёк, который находился во внутреннем кармане куртки? Здесь единственное объяснение – если наклонился чуть ли не до пола, и тогда бумажник выскользнул через «зону декольте». Но зачем ему, Павлу, было наклоняться? Носок поправить? Да нет, такого не припомнит. А главное – как он мог не заметить падающий ему под ноги собственный кошелёк? Ладно бы, пьяный был, понятно. Но ведь ни в одном глазу.
Тут что-то не так. Павел вышел из кабинки и осмотрелся. Напряг извилины, да вспомнил: ходил он «по малой нужде» в самую ближнюю от входа кабинку. Точно, вот она. Здесь на стене написано «Любка-шалава». А кошелек-то найден в другой кабинке, много левее. Как же она там очутился? Допустим, некто нашёл его кошелёк, обчистил по месту находки. Зачем же ему подбрасывать в другую кабинку? В чём смысл? Или уже выпотрошенный кошелёк таскали туда-сюда разные люди – каждый надеялся поживиться на халяву? А потом, с досады швыряли куда попало?
– Идут! – упредил Юрка отца.
Они вышли из туалета и пошли обратно, к своим. Проходя мимо того места, где им встретился «дядя Серёжа», Павел вспомнил, как тот полез к нему обниматься – сразу, наобум. С чего бы такая «любовь»? А не вор ли это, бляха-муха? Карманники могут за секунду обчистить – не заметишь. Ручонки у них натренированные, как у фокусников. Схватил кошелёк, в туалете обчистил, и чтобы «не спалиться» с уликой, просто швырнул её за унитаз. Купюры к себе в карман – попробуй-ка теперь, определи: чьи они?
И чем больше он думал об этой встрече, тем сильнее убеждался, что наткнулся на карманника. Вот же, сука, даже детей не постеснялся. Ничего у него, гада, там не шелохнулось в поганой душе – что многодетного отца обворовывает на глазах сыновей. Не какого-нибудь барыгу, фирмача, а простого работягу.
– Нашли? – спросила Катька, с робкой надеждой.
– Какой там…– махнул рукой Павел. Он не стал рассказывать жене о встрече с «дядей Сережей», и уж тем более – о пустом кошельке на засанном полу. Бабе итак досталось за эти пол-суток.
– Что же делать? – спросила жена. – У тебя совсем нисколько?
– Ни рубля…– понурил голову Павел.
– А ну-ка, прикрой меня – приказала жена, и достала из лифчика свою скудную бабью заначку. – Здесь 30 рублей. Хоть будет на что пообедать. Пацаны голодные, как волчата.
– Молодец, Катька! – похвалил Павел. – На один билет хватит. Давайте пообедаем. А потом…есть у меня одна идейка.
– Какая?
– Загоню свои часы. 16 мелодий – шутка ли? Жуткий дефицит и стоят больших денег. Сто рублей, не меньше. Торговец, конечно, из меня хреновый, но куда деваться?
– Не продешеви!
– Я же сказал – минимум «стольник». Тут вон сколько народу крутится: блатные, иностранцы, фирмачи. При деньгах люди.
В буфете Павел наскоро выпил стакан чаю с булочкой, и отправился «на охоту». Сначала приглядывался, выискивая в толпе человечка, который, по его ощущениям, тянет на покупателя. Наконец, присмотрел одного интеллигентного мужичка в плаще, чинно прохаживающегося с дипломатом. Павел подошёл к нему:
– Привет, земляк! Вот часы продаю. Американские, супермодные. Интересует?