Гонщик 2

Матвеев Дмитрий Николаевич

Почтительно кланяется барон Шнидт. Мы с Альфредом Карловичем всё же скатались в Восточную Пруссию. Оформили все необходимые бумаги, старый мастер на премию, полученную за свои изобретения, выкупил часть родовых земель и восстановил титул. Насколько знаю, в ближайшее время Клейсты и их дети сменят фамилию.

Николай Генрихович, конечно, поначалу протестовал, но за пару-тройку ночей Анастасия Платоновна сумела его убедить.

Помещица Томилина грустно глядит издалека. Впрочем, она с самого начала понимала, что наши отношения продлятся лишь до известного момента. И сумела взять от нашей связи всё, что могла, по максимуму. Соседи не раз жаловались в полицию на мешающие спать непристойные звуки, и каждый раз безуспешно. Потому что тут ведь сразу понятно: завидуют. Но ничего. Помещица состоятельна и весьма хороша собой, так что кавалера она себе найдет.

А баронесса Сердобина, завидев нас издалека, поспешила уйти в сторону. Я не могу её не пригласить, она не может игнорировать приглашение, но и радости ей бал не доставляет. Уже после моего выздоровления у нас состоялась встреча, как говорится, на нейтральной территории. Баронесса выглядела ужасно несчастной, то и дело тихо плакала, говорила о том, что Вернезьев её заставлял, просила прощения, сулила золотые горы. Но я, во-первых, помнил о том, насколько она хорошая актриса. Во-вторых, я ей честно предлагал замужество, и она отказалась. Согласись она, и многое пошло бы иначе. Возможно, и завод мой строился бы где-нибудь под Петербургом, а не в Тамбове, и она блистала бы при дворе, возможно даже в свите императрицы. Сейчас же каждая наша мимолетная встреча, каждое упоминание обо мне — это укол её самолюбию, напоминание о потерянных возможностях.

Конечно, со временем это пройдет. Но сколько времени для этого понадобится?

В пансион мадам Грижецкой, как и в день моего венчания, отправлена увесистая корзина с винами и деликатесными закусками. Присутствовать на балу ни Грижецкой, ни её жильцам не по статусу, но я хочу, чтобы они тоже сегодня праздновали. Состав постояльцев пансиона за прошедший год не изменился, а бывшая моя комната на третьем этаже направо так и стоит нетронутой. Что интересно, служанка убирается в ней каждый день. Фетиш?

А вот мелькнула впереди кукольное личико госпожи Неклюдовой. Вот уж кого я не хотел бы видеть у себя в гостях, пусть даже на таком ширнармассовом мероприятии. Наверняка, она в списках гостей числится как «плюс один» к кому-нибудь, кто действительно был приглашен. Надо будет в следующем году обратить внимание на этот момент.

Так, сопровождаемые поклонами, искренними и не очень улыбками гостей, мы с Лизонькой спустились в танцевальный зал. Пришлось напрячь голос и произнести небольшую речь. А куда деваться? Положение обязывает. Коли ты богатый князь, будь добр соответствовать. Иначе сочтут скрягой, а в итоге общественное мнение отыграется на детях.

Я замолчал, мне бурно поаплодировали. Распорядитель бала объявил вальс. Я предложил Лизе руку, провел её в центр зала. Встал в позицию, положил жене руку на ничуть не располневшую талию, взглянул в карие светящиеся любовью глаза, дождался нужного такта и сделал первый шаг. И тотчас музыка и танец увлекли нас, закружили, унося в таинственный мир, недоступный никому более, кроме нас двоих.