Гонзо-журналистика в СССР
Шрифт:
— Гера, — сказала Светлова, — Это ужасно прекрасно. Вы молодец. Но эпизод с собачкой... Послушайте, у меня слезы навернулись! Выводы замечательные. Но это ведь... Кажется, материал не пропустят. Кровь, жестокость...
Татьяна Ивановна вздохнула. Она любила писать про хорошее. Про то, как Тиханович поставил на ноги очередного пациента. Про красивые клумбы в парке Победы. Про выступления артистов и награждения победителей соревнований. А потому, кажется, отнеслась с большой благодарностью к тому, что я взял на себя роль ассенизатора и обеспечивал номера "Маяка" нескончаемым потоком критических материалов
— Несите редактору, Гера. Он в последнее время в благодушном настроении, может, и возьмет. А! И вот еще — звонил Цыцура, Михаил Сергеевич, просил вас. Я сказала — поговорю. Он хочет материал "как у Исакова был про УТТ".
Цыцура — это директор районного предприятия электросетей.
— Тогда меня надо в аварийную бригаду. Вы ж знаете — кабинеты и конторы я не люблю.
— Ну, я ему позвоню, он хотел после выходных сразу. У вас получится?
Она еще спрашивала! Не человек — золото! Никаких начальственных рыков, как у Рубана, никаких обиженных мордочек, как у Ариночки Петровночки. Сплошная вежливость и тактичность! Понятия не имею, как наши дамочки умудряются ей отказывать...
— Хоть завтра! Командуйте! Готов к труду и обороне! — отсалютовал я; Светлова в ответ улыбнулась.
Возвращался в кабинет в смешанных чувствах. С одной стороны, аварийная бригада ЛЭП — это чертовски жирный материал. Написать про них я давно хотел. С другой стороны — там начальником аварийной службы работает некто Осип Викторович Чуйко. Мой дед. Мамин папа соответственно.
И вот тут мне опять стало страшновато. А ну, как сотворю чего-нибудь, и круги на воде превратятся в параллелограммы и параллелепипеды? Изменю историю отдельно взятой семьи, и меня размотает по пространственно-временному континууму? С другой стороны — мама моя должна была уже успешно поступить в Москву и, зная моего батю, уверен — он совершенно точно к ней подкатит. Там вариантов особо не было. Так что в принципе мое общение с дедом ни на что повлиять не могло. А мужик он был классный и как герой для статьи — тоже отличный.
И чем черт не шутит — может, и ему удастся впаять какую-никакую "рацуху"... И таким образом — продвинуть наверх. Он специалист хороший, но в будущем должность директора предложили ему в девяностые, когда нужно было здорово шустрить, прогибаться и проявлять максимальную гибкость мышления. А шустрить и прогибаться дед не умел. Потому — отказался.
Здесь и сейчас, и еще ближайшие лет пять — у него были все шансы. Вместо безликих управленцев — деятельный и грамотный человек во главе всего районного электричества? Это определенно принесло бы пользу Дубровице! Какого хрена я должен стесняться помогать родному деду только потому, что он мой дед?
***
Дом мой так и стоял облепленный деревянными строительными лесами. Деревянные стены уже обложили кирпичом, окна обзавелись новыми рамами, крышу шабашники уже подняли, и у меня появился приличный мансардный этаж. Пристройка для туалета и ванной радовала глаз аккуратной штукатуркой. Деньги творят чудеса даже при развитом социализме! В жизни бы не поверил, что такое можно понастроить за три месяца. Однако — три бригады рабочих и деньги, вырученные с клада сделали свое дело.
Комфорт? Мещанство? И да, и нет. Мне нужен был штаб. В конце концов —
Нас слишком разбаловал интернет, возможность просто взять — забить ключевые слова в поисковик и выяснить что угодно по интересующей теме. Мне же для того, чтобы врубиться в текущую ситуацию в Дубровице, республике, Союзе — нужно было собирать сведения по крупицам. А учитывая любовь коммунистов поздней формации и их наследников к восхитительным показателям и красивым галочкам — работа и вовсе выходила адская. Но фокус был в том, что мне нужно было скорее зацепиться за что-то в своей памяти — и в памяти Белозора тоже, а не докопаться до абсолютной истины.
Каждый из нас является кладезем информации, мы просто не умеем ею пользоваться. Та же история с котлоагрегатом тому пример — вспомнил случайно, а в итоге получилось здорово! А сколько таких штук, очевидных для меня и невероятных для этой эпохи, есть в нашей общей с Герой башке? Мне нужно было пространство для того, чтобы удобно было думать! И зачем его организовывать где-то еще? Мой дом — моя крепость! И деньги я на него тратил не скупясь. Крепость мне нужна была здесь и сейчас. Мощная, теплая, удобная.
Потому и трудились три бригады шабашников — до самого позднего вечера, под светом электрических фонарей.
— Ну шо, Викторович? — Ласица, прораб на пенсии, который руководил всей этой дичью, встретил меня у калитки, — Кладку закончили, леса будем снимать. Остался забор.
— Отлично! За стахановскую работу и опережение сроков — с меня по пятерке каждому, — пожал ему руку я, — Как там дело с отоплением?
— Котел поставили, с батареями заканчивают. До заморозков успеют, никуда не денутся.
Новости были только хорошие. Печь уже переложили в камин, в пристройке вместе с большой ванной и туалетом уместилась и топочная — каморка, в которой стоял котел. Это чудовище топилось дровами и грело воду для батарей и наполнения бака для мытья. В нюансы я не влезал — работает, и ладно. В общем — у меня были все шансы провести зиму без опаски превратиться в снежного человека.
— У меня есть знакомые девчонки из ЖЭКа, — проговорил Ласица, — Там, обои поклеить, подкрасить...
— О! Чирканите мне на бумажке, ладно? Я сам планирую, но с этой работой... — я махнул рукой.
Прораб понимающе кивнул.
— Тогда мы леса снимаем — и сворачиваемся?
— Сворачивайтесь!
Я прошел в дом, согнувшись, чтобы не задеть перекрытия лесов. Жить на стройплощадке — то еще удовольствие. А какой есть выход? Снять гостиницу? Жить на работе — на кухне на диванчике? Любовницу найти на время ремонта? Нет, спасибо.
Ботинки полетели в одну сторону, сумка — в другую. Я достал картонную пачку с пельменями из морозилки, зачем-то потряс их и сунул обратно. Нужно будет как-нибудь к Пантелевне напроситься, на мастер-класс по лепке настоящих пельменей, а пока и эти сгодятся. Сотейник кипел на плите рядом с туркой, за окном матерились рабочие.