Гоп-стоп по-испански
Шрифт:
– Интересно, что это такое? – пробормотал Березин, разворачивая свиток.
Бумага была плотной, грубой, но от времени уже истонченной и полуистлевшей по краям. На ней выцветшими чернилами был написан убористым почерком приличных размеров текст на латинице.
– На испанском, похоже, написано, – предположила Саша Смольникова.
– На кастильском, – поправила ее Мария Тропинина и сунула свою голову с пегими волосами между плотно стоявшими Николаем Сильвестровым и Егором Тепляковым, желая лучше рассмотреть находку.
Она закрыла свет от фонарика Егора, и я опустил руку ниже, чтобы луч от моего фонарика падал на свиток.
– А в чем разница? – поинтересовался я.
Ответила
– В Испании много национальных языков, каталонский, например, Страны Басков, они все называются испанскими языками, но истинный испанский язык является официальным языком нашей страны и в Конституции именуется кастильским.
– Нам как-то по фигу, – пробормотал Сильвестров, которого не очень-то заинтересовал свиток, зато он взволновал душу Марии Тропининой.
– Ну-ка, дайте-ка я взгляну! – расталкивая нас, проговорила она и протиснулась к столу. – Мне весьма любопытно это открытие! Я учительница испанского, специально приехала в эту страну, чтобы попрактиковаться в языке, как в устном, так и письменном, да вот, похоже, надолго застряла в этой чертовой пещере. Тем не менее мне полезно будет почитать написанный от руки текст.
Она перехватила развернутый Березиным свиток, чтобы он не скручивался сверху и снизу, и надолго застыла над текстом.
– Нет, – с разочарованием пробормотала она некоторое время спустя. – Старинный язык какой-то. Я только отдельные слова понимаю. Может быть, вы, девчонки, попробуете перевести, что здесь написано? – Мария подняла голову и поочередно взглянула на сестер Аксеновых.
Но Женя и так уже давно водила глазами по строчкам, изучая написанное, ее же сестра Лерочка, занявшая место Марии, присоединилась к ней.
– Я не профессиональный переводчик, – наконец проговорила Женя, все еще не отрывая взгляда от свитка, – но общий смысл написанного сводится к следующему. Некий Хуан Карлос де Луис, который и пишет это письмо…
– Он, между прочим, архидиакон собора, – вставила свое слово Лерочка Аксенова, которая не хуже, а, скорее, даже лучше сестры разбиралась в нюансах испанского языка, потому что с более раннего, детского возраста жила в этой стране, а в детском возрасте, как известно, легко усваивается все новое и неизведанное, в том числе и языки.
– Точно, архидиакон собора Санта-Лючия, – подтвердила Женя. – Так вот, этот Хуан Карлос де Луис пишет, что Христофор Колумб в пятницу пятнадцатого марта тысяча четыреста девяносто третьего года прибыл на двести двадцать пятый день своего плавания в Палос. Королевская чета Изабелла и Фердинанд велели ему как можно скорее явиться ко двору. Христофор Колумб отправился в Каталонию. Путь его туда лежал через Севилью и Кордову…
– Черт возьми! – ахнул вдруг Михаил Березин. – Ведь речь идет об открытии Колумбом Америки и его возвращении в Испанию из своего первого путешествия. А всего у него было три экспедиции.
– Откуда ты все знаешь?! – неожиданно раздраженно спросил Николай Сильвестров. Он всегда и всем был недоволен, а может быть, просто корчил из себя крутого нахрапистого парня, чтобы придать себе вес в глазах Саши Смольниковой.
– Я историк, – нисколько не стушевавшись, но и без вызова ответил Березин.
– Ну, тогда помолчи пока, историк, не перебивай людей. Скажешь свое историческое слово, когда тебя спросят, – проворчал Сильвестров. – Все вы здесь интеллигенты – историки, учителя, один я – рыночный торговец, бизнесмен.
– Оно и заметно, – хмыкнула Мария Тропинина.
– Но-но, без оскорблений! – огрызнулся пузатый дядька.
Женя, чьи глаза, пока происходила перепалка, бегали по строчкам, продолжила:
– В Вербное воскресенье тридцать первого марта тысяча четыреста девяносто третьего года адмирал со своей свитой прибыл в Севилью и здесь провел всю пасхальную неделю. Здесь же он получил радостное для себя письмо от королевской четы. Изабелла и Фердинанд благодарили его за столь полезные и выгодные открытия… Здесь об Индии говорится, – добавила она от себя, – они считали, что плывут туда, но Колумб открыл Америку.
– Это мы из истории помним, – заявил Николай. – Дальше читай.
– В понедельник девятого апреля Колумб покинул Севилью и отправился в Барселону. Путь его лежал через Кордову, Мурсию, Валенсию и Таррагону. С собой адмирал в качестве живых экспонатов вез шестерых индейцев, прихваченных из открытых им земель. На них были роскошные пояса, золотые маски. У каждого индейца были золотые клетки с попугаями. Так адмирал со своими приближенными и индейцами двадцатого апреля прибыл в Барселону. Королевская чета встретила его во дворце, в зале Тинель, обласкала, приняла дары и, в свою очередь, одарила всевозможными званиями. Однако Колумб отдал Изабелле и Фердинанду не все дары, привезенные из дальних стран. Ларец с наиболее ценными и дорогими украшениями, отобранными у индейцев, он отправил вместе со своим приближенным Родригесом к его брату Хуану Карлосу де Луису, тому самому, что пишет это письмо, – пояснила Аксенова-старшая. – Хуан Карлос вместе с Родригесом спрятали в соборе Санта-Лючия ларец с драгоценностями, и Родригес отправился к Колумбу с известием, что задание его выполнено. Но тут, пишет Хуан Карлос де Луис, я, – девушка начала говорить уже от первого лица того, кто вел рассказ в рукописи, – на следующий день узнал, что Родригес убит. Я понял, что его убили как свидетеля, знающего о припрятанных сокровищах Колумба, и теперь очередь пришла за мной. Я перепрятал ларец в правом коридоре собора, с правой стороны в усыпальнице Святого Иоанна под надгробием в склепе. Едва я успел покинуть стены собора, как в него ворвались неизвестные мне люди. Я вынужден был бежать и спрятаться у моего друга священника, фамилию которого называть не хочу, опасаясь причинить ему вред. Я жил у него тайно и вскоре узнал, что инквизиция начала на меня охоту. В то время адмирал был на вершине своей славы, его почитали все: и церковь, и король с королевой, и простой люд, и оболгать меня Колумбу ничего не стоило. Если бы меня нашли у друга, его казнили бы вместе со мной, и я, переодевшись в одежду простолюдина, бежал из города. Странствуя, я добрался до этой никому не известной пещеры и поселился здесь. Питаясь ягодами и кореньями, прожил так два года. Силы мои на исходе, я крайне истощен, жить мне осталось недолго, но уж лучше смерть от голода в этой пещере, чем от рук инквизиции. Передаю сокровища Христофора Колумба в руки того, кто найдет мое послание. Чтобы открыть вход в склеп Святого Иоанна, необходимо надавить на камень на стене в левом углу, во втором ряду, десятый по счету сверху. И пусть вас Бог благословит и бережет!.. Все… – поднимая взгляд от послания архидиакона, проговорила Евгения Аксенова. – Здесь подпись – Хуан Карлос де Луис, архидиакон собора Санта-Лючия, и число – двадцать пятое апреля тысяча четыреста девяносто пятого года.
И вновь, в который уже раз, в пещере наступила тишина, прерываемая лишь сопением Николая, очевидно, у него был заложен нос. Каждый думал об одном и том же, но в соответствии со своим мировоззрением.
– И что? – нарушил молчание Сильвестров. – Сокровища Колумба хранятся в склепе в этом самом соборе Санта-Лючия?
– Да какая разница, хранятся они там или нет, – отмахнулся Березин. – Главное, мы на пороге великого открытия! – воскликнул он с воодушевлением. – Это же неизвестный факт из жизни Христофора Колумба!