Горбун лорда Кромвеля
Шрифт:
– Да, – подтвердил я. – Это верно. Я положил чашу на место.
Двое чиновников принесли большую плетеную корзину, и писарь принялся выгружать из нее на стол монашескую одежду.
– Надо было ее сначала выстирать, – поморщился он, – а уж потом приносить.
Я почувствовал, что Гленчу не терпится вернуться к своим обязанностям.
– Ухожу, ухожу, – произнес я и добавил: – Прошу вас только удостовериться в том, что вы ничего не забыли.
Его оскорбленный взгляд принес мне мимолетное удовольствие.
Я миновал крытую аркаду и, не сводя внимательного взора с копошащихся на крыше храма работников, направился
Обогнув крестную перегородку, я увидел, что ни аналоя, ни даже большого органа уже не было на прежнем месте. Печально покачав головой, я собрался уходить.
Но тут мой взор упал на притулившуюся в углу фигуру в сутане с капюшоном. Лицо монаха было повернуто в другую сторону. На мгновение меня пронзил суеверный ужас: уж не сам ли брат Габриель вернулся с того света, чтобы оплакать руины своей прежней работы? Но в этот миг неизвестный обернулся, и я чуть не вскрикнул от страха, ибо поначалу вообще не увидел чьего-либо лица в капюшоне. Но в следующий миг оно обозначилось, и я узнал черты темного лица брата Гая. Он встал и слегка мне поклонился.
– Брат лекарь! – радостно воскликнул я. – А я чуть было не принял вас за призрака!
– В некотором роде так оно и есть, – мрачно улыбнулся он мне.
Я подошел к нему ближе и присел, жестом приглашая его присоединиться ко мне.
– Рад вас видеть, – произнес он. – Мне хотелось бы поблагодарить вас за назначенное мне годовое содержание, господин Шардлейк. Насколько я понимаю, оно было мне повышено не без вашего участия.
– В конце концов, вы были избраны аббатом после того, как Фабиан был объявлен неспособным занимать эту должность. И хотя вам довелось побыть аббатом всего несколько недель, это обязывало назначить вам более щедрое денежное обеспечение.
– Приор Мортимус был крайне недоволен тем, что братия избрала меня, а не его. Поэтому он вернулся обратно в Девон работать воспитателем в школе.
– Да благословит его Господь на этом пути.
– Я размышлял о том, насколько справедливо то, что я получил большее содержание, нежели другие братья, которым придется жить на пять фунтов стерлингов в год. И решил, что, даже если я откажусь от денег, им от этого ничего не прибавится. К тому же с моим цветом кожи жить в миру мне будет несладко. Я думаю сохранить за собой свое церковное имя Гай из Молтона и не возвращаться к мирскому имени Элакбар. Как вы считаете, дозволят ли мне это в случае запрета использовать предваряющее слово «брат»?
– Разумеется, дозволят.
– Только не надо чувствовать себя виноватым. Надеюсь, вы по-прежнему мне друг?
– Да, конечно, – кивнув, ответил я. – Если бы мне вновь приказали прибыть сюда в качестве
– Да, вы правы, – кивнул брат Гай. – Я тоже тут засиделся. Все время думал о монахах. О том, как они, сидя на этих самых скамьях в алтаре, молились и пели псалмы. И так продолжалось в течение четырех сотен лет. Корыстные, ленивые, преданные – среди них были всякие. Впрочем, – он указал наверх, откуда доносился грохот, – сейчас не время об этом говорить.
Едва я успел проследить за его взглядом, как от потолка отслоилась штукатурка и градом осколков повалилась вниз. И в тот же миг на полу заиграл ворвавшийся через образовавшуюся в крыше брешь веселый солнечный луч.
– Эй вы, недоумки, вы пробили дыру! – раздался громкий голос сверху. – Теперь будьте осторожны!
Гай издал странный звук, нечто среднее между вздохом и стоном. Я коснулся его руки.
– Пойдемте, пока на нас не свалилась остальная штукатурка.
Мы вышли на двор, и я увидел его лицо при дневном свете. Оно оказалось печальным, но спокойным. Мы двинулись в сторону дома аббата. Встретившийся нам по дороге Копингер довольно холодно поприветствовал брата Гая.
– Когда в конце ноября монахи покинули монастырь, сэр Гилберт попросил меня остаться, – начал рассказывать мне Гай. – Ему поручили приглядеть за этим местом до прибытия Портинари. Поэтому он обратился ко мне с просьбой о помощи. Вы не представляете, как разлился в январе рыбный пруд. Пришлось хорошо потрудиться, чтобы его осушить.
– Должно быть, здесь было трудно оставаться одному. В особенности после того, как все уехали.
– На самом деле нет – до тех пор, пока сюда не явились люди из Палаты и не начали свою работу.
– На протяжении всей зимы у меня было такое чувство, что этот дом просто ждет, пока вернутся монахи.
Позади нас на землю грохнулся большой кусок металла, и Гай невольно сморщился.
– Вы и впрямь надеялись, что это случится?
– Каждый человек на что-то надеется, – пожал плечами он. – К тому же мне совершенно некуда идти. Все это время я ожидал разрешения уехать во Францию.
– Если за этим дело встало, то я, пожалуй, мог бы оказать вам содействие.
– Нет, – покачал он головой. – Все выяснилось неделю назад. Мне отказали. Насколько я знаю, речь идет о заключении нового соглашения между Францией и Испанией против Англии. Теперь мне следует подумать о том, чтобы сменить эту сутану на камзол с чулками. Хотя для меня это весьма непривычно после стольких лет служения в церкви. Да к тому же еще надо отпустить волосы!
Он снял капюшон и провел рукой по лысой макушке, которую окаймляло со всех сторон кольцо черных с проседью волос.
– Что же вы намерены делать?
– Хочу уехать отсюда в ближайшие дни. Я не могу глядеть на то, как разрушают эти стены. Как стирается с лица земли целый город. Как превращают его в ярмарку, в базар. До чего же, должно быть, они нас ненавидели! – Он вздохнул. – Возможно, я уеду в Лондон. Во всяком случае, там столь экзотические лица, как у меня, не такая уж редкость.
– Вы вполне могли бы заняться там врачеванием. В конце концов, вы ведь получили специальное образование в Лувене.