Горбун лорда Кромвеля
Шрифт:
Пока я говорил, служки проворно расставляли на столах судки с тушеными овощами и блюда, на которых дымились жирные карпы. Среди служек я заметил одну женщину, старуху с крючковатым носом. У меня мелькнула мысль, что бедной Элис приходится здесь невесело, если она вынуждена довольствоваться обществом этой старой карги. Я вновь повернулся к брату казначею, намереваясь продолжить занимавшую меня беседу.
– П-по различным причинам в-в п-последнее время нам пришлось продать большую ч-часть наших земель, – нахмурившись, сообщил он. – А сумма, которую б-брат Габриель хочет истратить
– Но вы, несомненно, могли бы одолжить необходимую сумму под залог земель и потом выплачивать ее из ежегодных доходов? – не оставлял я интересовавшей меня темы.
– Благодарю вас за поддержку, сэр, – подхватил брат Габриель. – Именно об этом я постоянно твержу брату Эдвигу.
Складка, залегшая меж бровей казначея, стала еще глубже. Он даже отложил ложку и раздраженно всплеснул пухлыми руками.
– Р-разумное ведение хозяйства не предполагает столь расточительного отношения к финансам, – заявил он. – П-процентные выплаты съедят все наши доходы, словно мыши сыр. К тому же отец аббат настаивает на с-строгом с-соб-блюдении…
Он так разволновался, что не сумел совладать со своим заиканием и был вынужден смолкнуть.
– Аббат настаивает на строгом соблюдении бюджета, – пришел к нему на помощь приор.
Он передал мне тарелку с карпом и, взяв нож, принялся с увлечением разделывать рыбу, лежавшую на собственной тарелке. Брат Габриель смерил приора уничижительным взглядом, но воздержался от возражений и отпил превосходного белого вина из стакана.
– Впрочем, распоряжаться доходами и расходами вашего монастыря – это отнюдь не мое дело, – заключил я, пожав плечами.
– Извините, что я так р-разгорячился, сэр, – произнес брат Эдвиг, сумевший наконец отдышаться. – Д-дело в том, что мы с б-братом Габриелем давно ведем этот спор, и всякий раз он ухитряется вывести меня из себя.
Он вновь растянул губы в улыбке, показав на удивление крепкие белые зубы. Я снисходительно кивнул и перевел взгляд на окно, за которым по-прежнему валил снег. От окна ощутимо тянуло сквозняком. Я сидел лицом к очагу, и щеки у меня пылали, но по спине пробегал холодок. Послушник, сидевший у окна, закашлялся. Голова юноши, увенчанная дурацким колпаком, была в тени, но я разглядел, что тело его под сутаной бьет крупная дрожь.
Тишину, стоявшую в трапезной, внезапно разбил хриплый раскатистый голос.
– Безумцы! О каком ремонте церкви вы говорите? Разве вы не знаете, что мир катится к своему концу? Антихрист среди нас! – Картезианец привстал со своей скамьи и вещал, воздев руки. – Тысячи лет святые обители служили Господу нашему, а теперь этому пришел конец. Вскоре мерзость запустения воцарится в святых местах! И лишь громовой хохот дьявола будет эхом отдаваться в стенах, где раньше возносились молитвы.
Голос старика перешел в пронзительный крик, исступленный взор перебегал с одного лица на другое. Монахи потупили головы, стараясь не встречаться с ним
Приор Мортимус поднялся и ударил кулаком по столу.
– Клянусь страданиями Господа нашего, это переходит все границы! Брат Джером, немедленно отправляйся в свою келью! Там ты будешь находиться! до тех пор, пока аббат не решит, как с тобой поступить. Уведите его!
Монахи, сидевшие за столом рядом с картезианцем, проворно подхватили его под мышки, поставили на ноги и вытащили прочь из трапезной. Как только дверь за ними закрылась, по комнате пронесся вздох облегчения, вырвавшийся одновременно почти у всех собравшихся. Приор Мортимус повернулся ко мне.
– Я должен вновь принести вам свои извинения от лица всей нашей братии, сэр, – громко произнес он.
Монахи встретили его слова одобрительным гулом.
– Я понимаю, что поведение брата Джерома произвело на вас удручающее впечатление. Единственным оправданием ему может служить то, что рассудок его непоправимо поврежден.
– Хотел бы я знать, кого он считает антихристом? – пожал я плечами. – Неужели мою скромную особу? Нет, вряд ли. Скорее всего, он имел в виду лорда Кромвеля или его величество короля.
– Нет, сэр, что вы. Прошу вас, не придавайте значения бреду безумца.
За столом, где сидели старшие монахи, поднялся встревоженный шепот. Приор Мортимус сердито поджал свои тонкие губы.
– Будь моя воля, я завтра выгнал бы Джерома из монастыря, – заявил он. – Пусть бы шатался по улицам и оглашал их своими безумными криками до тех пор, пока его не посадили бы в Тауэр. Но, скорее всего, он попал бы в Бедлам, где ему самое место. Аббат держит Джерома в монастыре лишь потому, что не хочет портить добрососедских отношений с его кузеном, сэром Эдвардом. Вам ведь известно, что Джером является родственником почившей королевы? Я молча кивнул.
– Но его дикие выходки заходят слишком далеко, – продолжал приор. – Джерома необходимо удалить из монастыря.
Я протестующе вскинул руку.
– Вам не о чем беспокоиться. Я не собираюсь раздувать дела из вздора, который несет сумасшедший калека.
Сказав это, я ощутил, что все сидевшие за столом вновь вздохнули с облегчением.
– К тому же для моего расследования необходимо, чтобы брат Джером оставался в монастыре, – добавил я, понизив голос так, чтобы расслышать меня могли лишь старшие монахи. – Я собираюсь задать ему несколько вопросов. Скажите, к эмиссару Синглтону он относился со столь же откровенной неприязнью, как и ко мне?
– Должен признать, да, – кивнул приор. – Как только эмиссар прибыл, брат Джером подошел к нему во дворе и обозвал лжецом и клятвопреступником. Эмиссар Синглтон в долгу не остался и назвал Джерома римским ублюдком.
– Лжец и клятвопреступник. Это куда более конкретные оскорбления, чем те, которыми он осыпал меня. Любопытно, почему он обвинил эмиссара Синглтона именно в этих прегрешениях?
– Одному Богу известно, что творится в голове у безумца.
Брат Гай наклонился ко мне через стол и заговорил страстно и убежденно: