Гордое сердце
Шрифт:
Если бы Марк стоял здесь, с нею, он снова был бы горько разочарован.
«Ты вылепила нас, — сказал бы он медленно, а после спросил бы: — Почему ты отворачиваешься от меня, Сюзан?»
Но его тут нет. И никогда уже не будет. Когда утих укол пронзительной боли, она осознала: «По крайней мере, он уже никогда не будет чувствовать себя оскорбленным. Я бы снова и снова наносила ему раны, потому что моделью всего, что я создаю, является моя жизнь».
Да, именно это Мэри никогда не смогла бы понять. Путешествия, случайные встречи и разлуки с людьми, которые ее не интересовали и которых не интересовала она,
Сюзан закрыла свою работу старым покрывалом, погасила лампу, засыпала песком тлеющие в печке угольки и вышла в ночь. Небо было черным, в темноте смутно белел снег. Ветра не было. Замерев, она стояла, ощущая пронзительное одиночество.
«Неужели я была рождена для того, чтобы жить в одиночестве?»
Воздух был холодным и сухим. Дом был так же тих, как и ночь. Она прокралась по лестнице в свою комнату и долго лежала без сна. Марк сейчас надежно защищен от любой боли, которую она могла бы причинить. Ей уже не надо быть предусмотрительной, теперь она может идти своим путем, потому что ее любимый лежит в могиле и уже не может быть огорчен тем, чем живет она. Даже в своем отчаянии она была совершенно свободной. Она смирилась с одиночеством.
ЧАСТЬ III
Статуи были завершены, и Сюзан готовила их к отправке. Ее радовало то, что ее произведение было выполнено не только художественно, но и технично. Ведь в ее жилах текла не только кровь дедушки-музыканта. Отец ее матери был плотником, ставившим дома, и его прекрасное знание инструментов и способов их использования передало ей в наследство восприимчивость к древесине и камню и способность оценить мелкие приспособления для работы с этими материалами. У Сюзан было не много инструментов, но она никогда не покупала дешевых. И чем больше она работала, тем лучше знала, каких инструментов ей недостает, какие ей нужно купить прежде всего, как только у нее будут деньги. Она испытывала удовлетворение от того, что способна использовать грубый и обычный материал и обработать его, придать ему нужную форму. Она не только должна была уметь создать физическое подобие человеческого тела, она должна была следить за тем, чтобы деревянный остов и арматура имели надлежащую величину и достаточную прочность, чтобы на своем каркасе выдержать большую массу глины. Она должна была уметь пилить, работать молотком, вбивать гвозди, переплетать проволоку, ей нужно было уметь рассчитывать размеры постамента. Она должна была уметь обращаться с цифрами так же, как с фантазией.
Сюзан завертывала статуи в грубую мешковину, которой обматывала нижний слой старых, мягких тряпок. У плотника она заказала себе ящик из планок, состоявший из двух частей; когда она запакует все части статуй, то закроет их ящиком, как скорлупой. И обе половинки она скрепит с помощью толстых планок. Тихонько работая, Сюзан напевала: «Ах, это будет — слава мне…» — затем осеклась и ошеломленно подумала, что поет совершенно неосознанно. Она услышала скрип ворот, и когда посмотрела вниз, то там уже стоял Майкл и смотрел на нее снизу вверх, задрав голову.
— Вы мне не говорили, что создаете такую огромную вещь, — упрекнул он.
— Ты у меня не спрашивал, — отрезала она.
— Пожалуйста, разверните ее, чтобы я мог посмотреть! — попросил он.
— Ни за что! — ответила она. — Все готово к отправке.
И действительно, она не стерпела бы ни дня промедления. Она, наконец, написала Джонатану Хэлфреду, и он незамедлительно ответил, чтобы она не спешила. Место уже подготовлено. Но утром она послала ему телеграмму: «Они уже в пути». А он телеграфировал в ответ: «Мы встретим их со всеми почестями». Сюзан прикрепила последний кусок мешковины и спустилась с лесенки.
— Ее еще надо отправить на отливку, но если ты через пару месяцев посетишь мемориальный зал Хэлфреда, то увидишь ее там.
— Между прочим, я теперь буду жить в Нью-Йорке, — сказал Майкл небрежно. — Подождите, я помогу вам это поднять.
Они подняли сначала одну половину ящика, а затем другую.
— Подержи его минутку, пока я не прибью первую планку.
Каждый удар молотка падал точно на головку гвоздя. Когда-то Марк сказал ей: «Насколько я помню, ты единственная женщина, которая всегда точно попадает в шляпку гвоздя».
— Вчера в Нью-Йорке я встретился с Мэри, — громко сказал Майкл.
— Да?
— Мы поужинали вместе, потом сходили в Центральный парк.
Сюзан взмахнула молотком, но на сей раз не попала.
— Тебя огорчает, что Мэри не хочет выйти за тебя замуж?
— Даже и не знаю, — медленно произнес Майкл. — Пожалуй, нет. Пока она меня, конечно, оставляет рядом с собой, когда мне того хочется.
— А она оставляет? — поинтересовалась Сюзан.
— Да, — тихо сказал Майкл.
Сюзан начала быстро стучать молотком. Да, Майкл изменился. Он уже не был тем мальчиком со светлыми волосами, той очаровательной моделью, голову которой она вылепила, чтобы его мать навсегда запомнила, каким красивым он был.
— Ты останешься здесь?
— Нет. Я только приехал за вещами. Вообще не знаю, когда вернусь сюда.
Он помог ей заколачивать ящик, затем взял кисть и баночку с черной краской и размашистыми мазками написал адрес, который продиктовала ему Сюзан: Эндрю Кенли, литейные мастерские Кенли, Маунт Хай, Нью-Йорк.
Он помог ей прикрепить к ящику маленькие колесики и откатить его к воротам риги. Завтра утром тут остановится один знакомый фермер и погрузит ящик на свою машину. Все, что она могла сделать, было сделано. Уже смеркалось, когда они направились к дому.
— Заскочишь на минуту? — спросила она.
— Нет, спасибо. Мне хотелось бы завтра возвратиться как можно быстрее в город.
Он был весь в нетерпении. Она чувствовала это по его голосу, взгляду, по всему, что он делал. Она видела четкий, темный профиль на фоне неба, когда он стоял напротив нее в открытых дверях.
— Ну что ж, до свидания, — сказала она.
— До свидания, — попрощался он.
Если бы она лепила его голову сейчас, то никто бы не подумал, что это один и тот же человек. Но она не была уверена в том, что достаточно хорошо знает Майкла, чтобы вылепить его по памяти. Она стояла и смотрела ему вслед. Он не вписывается в ее жизнь — нет, сейчас уже нет. Чего-то в нем недоставало. Может быть, той прозрачной чистоты, которая раньше ощущалась в нем. А теперь он думает только о Мэри, его чарующее сияние исчезло. Майкл вскочил в машину, и она резко тронулась. Когда он исчез из виду, Сюзан медленно направилась к дому.