Горечь испытаний
Шрифт:
– Значит, план прежний: выпить - и в "Ройял". Возражений нет? Тогда что будете пить, господа?
– Виктор уже доставал из бара бутылки, рюмки. Раджан отправился на кухню за соками и содовой. Раттак молчал, подозрительно рассматривая новенький магнитофон. Наконец, все трое уселись в кресла, закурили. Виктор взялся за горлышко пузатой матовой бутылки:
– "Наполеон"?
– Славный коньяк!
– одобрительно прогудел Раттак.
– Императорский, - слабо улыбнулся Раджан. Однажды у Виктора он имел неосторожность выпить почти полбутылки этой огненной жидкости - потом целый день провалялся в постели.
– За что выпьем, господин Раттак?- спросил Виктор.
– По мне, самый лучший тост - никакого тоста!
Раттак громко захохотал, обнажив крупные желтые зубы заядлого курильщика.
"Боится, что я предложу обычный тост "агентов Москвы": "За мир и дружбу", - подумал Виктор. Вслух предложил:
– За объективных и честных газетчиков!
Раттак вежливо хихикнул. Залпом выпил. Сам себе налил. Снова выпил залпом. Раджан тянул по капле.
"Психологию национальную учитывает, козел!
– весело подумал Виктор. Небось, с западниками цедит тот же коньячишко по унции в час. А с русским фужерами. По монастырю и служба. Ну-ну, Раттак, валяй. Ловчи дальше". Спросил:
– А теперь за что?
– За большевиков!
– Раттак опять громко захохотал.
Виктор молчал.
– Ведь им принадлежит пальма первенства во всем, - продолжал Раттак.
– Они запустили спутник. Они разгромили Гитлера. Они совершили революцию. Они же сотворили и хаос. Американцы - "Эмпайр стейт билдинг". Англичане - железную дорогу. Ной - ковчег. Большевики - хаос. Ха-ха-ха!..
– Что верно, то верно, - отвечал со злой веселостью Виктор.
– Была и революция. И победа была. И спутники. А вот Великий хаос двадцать девятого-тридцать третьего годов и многие ему подобные - это уже из другой оперы - из классической западной оперы, в которой участвуют сотни миллионов голодных статистов! Выпьем за то, чтобы никогда процветание одиночек не строилось на несчастьи целых народов.
Лохматый каламбурист поморщился.Но выпил.
– Вы читали сегодняшний номер "Индепендент геральд"? спросил Раттака Виктор.
– Не люблю читать издания, которые дышат на ладан. Извините, но это так, Раджан-джи. Эта газета умрет вместе с Маяком. А он далеко уже не мальчик. К тому же страдает комплексом неполноценности. "Неполноценный, видите ли, - социализм в Индии строим..."
– Маяк - один из немногих, кто действительно стоит за социалистические преобразования в индийском обществе, - неожиданно резко возразил Раджан.
На мгновенье Раттак опешил. От Раджана он, видимо, такого не ожидал. Затем выкрикнул:
– Демагог он, твой Маяк! Демагог вы-сше-го ка-ли-бра!
– А Неру? Разве не то же говорит ваш премьер-министр? осторожно спросил Виктор.
– Ну, Неру - это еще далеко не Индия!
– огрызнулся раттак.
"Это уж точно, - подумал Виктор.
– По Раттаку, Индия это монополии, концерны, тресты, банки. И земельные магнаты. И твердый курс на Запад. Во всем. До конца. Для таких Киплинг безнадежно устарел. Восток, переиначенный на их манер, должен во что бы то ни стало сойтись с их Западом!.. А выпил господин Раттак уже прилично. Даже белки глаз покраснели. Пожалуй, самое время ошарашить его вежливым вопросиком".
– Неужели вы действительно верите в призыв к "рабскому труду"? Виктор отпил глоток, поставил рюмку на стол.
– Какой "рабский труд"?
– Раттак недоуменно смотрел Виктору прямо в глаза.
– Ну, тот, к которому якобы так настойчиво призывал советский посол Бенедиктов, - вступил в игру Раджан.
– Ах, вот что!
– Раттак широко заулыбался.
– Во-первых, я полагал, мы собрались, чтобы побеседовать о девочках...
Он встал, подошел к стене, долго рассматривал репродукцию с герасимовского полотна "В бане", бормоча что-то одобрительно себе под нос. Потом вдруг выключил магнитофон - даже выдернул штепсель из розетки.
– Во-вторых, - усаживаясь в кресло, проговорил он, - если призыва якобы не было, то почему бы в любой газете, хотя бы и в "Индепендент геральд", не поместить опровержение?
– От имени посольства?
– спросил Виктор, разглядывая на свет напиток в своей рюмке.
– Разумеется. В таком случае "Хир энд дер" от дальнейших выступлений по этому поводу воздержалась бы.
– Не слишком ли это...
– вспылив, Виктор никак не мог подобрать нужное слово.
– Не слишком ли это несолидно для посольства великой державы?
– Ха! Как вы сказали? "Несолидно"?! Ха-ха! Со мной судятся монархи и премьеры, уважаемый господин пресс-атташе!
– Господин Раттак, - примирительно заметил Раджан, - а если спуститься на землю?
– Я на земле. Я очень даже на земле, любезный Раджан-джи, добродушно усмехнулся Раттак. И повернулся к Виктору: - Ну, а вы, чего бы вы, собственно, хотели?
– Я бы хотел, уважаемый господин Раттак... мне казалось, что если бы вы сами опубликовали в своей газете опровержение...
– Никогда! ни за что на свете!
– решительно воскликнул Раттак.
– Даже если бы вы предложили мне тысячу, десять, сто тысяч рупий. Слышите?
– И вид у него был такой, словно Виктор уже протянул ему чек на эту сумму, а он не желает этот чек даже видеть.
– Я потеряю доверие читателей. Доброе имя, которое мои предки и я создавали с таким трудом. Нет и нет!
"Пустой номер. С самого начала было ясно, - тоскливо думал Виктор. Еще хорошо, если только этим дело и кончится. Ведь от него чего хочешь можно ждать. Возьмет и тиснет у себя в газете фельетон о нашей сегодняшней встрече..."
"Ничего у Виктора не выйдет, - отметил про себя Раджан.
– Раттак получил за заметку доллары. Сполна. Конечно, очень соблазнительно получить и за публикацию заметки и за опровержение на нее. Но даже и для такой свиньи, как он, это чересчур грязно".
– И последнее, - сказал Раттак.
– Уж очень несимпатичен мне этот ваш Бенедиктов. Занес меня в какие-то свои черные списки. На ваши приемы не приглашают. На пресс-конференции тем более...
– Ну, это дело поправимое, - сказал Виктор.