Гори, гори, моя звезда!

Коллектив авторов

Разлука

Гусар, на саблю опираясь, В глубокой горести стоял; Надолго с милой разлучаясь, Вздыхая, он сказал: «Не плачь, красавица! Слезами Кручине злой не пособить! Клянуся честью и усами Любви не изменить! Любви непобедима сила! Она – мой верный щит в войне; Булат в руке, а в сердце Лила, — Чего страшиться мне? Не плачь, красавица! Слезами Кручине злой не пособить! А если изменю… усами Клянусь, наказан быть! Тогда, мой верный конь, споткнися, Летя во вражий стан стрелой; Уздечка бранная порвися, И стремя под ногой! Пускай булат в руке с размаха Изломится, как прут гнилой, И я, бледнея весь от страха, Явлюсь перед тобой!» Но

верный конь не спотыкался Под нашим всадником лихим; Булат в боях не изломался, И честь гусара с ним! А он забыл любовь и слезы Своей пастушки дорогой, И рвал в чужбине счастья розы С красавицей другой. Но что же сделала пастушка? Другому сердце отдала. Любовь красавицам – игрушка, А клятвы их – слова! Всё здесь, друзья, изменой дышит, Теперь нет верности нигде! Амур, смеясь, все клятвы пишет Стрелою на воде. 1814

Мой гений

О память сердца! ты сильней Рассудка памяти печальной И часто сладостью своей Меня в стране пленяешь дальной. Я помню голос милых слов, Я помню очи голубые, Я помню локоны златые Небрежно вьющихся власов. Моей пастушки несравненной Я помню весь наряд простой, И образ милый, незабвенный Повсюду странствует со мной. Хранитель-гений мой – любовью В утеху дан разлуке он: Засну ль? – приникнет к изголовью И усладит печальный сон. 1815

«Есть наслаждение и в дикости лесов…»

Есть наслаждение и в дикости лесов, Есть радость на приморском бреге, И есть гармония в сем говоре валов, Дробящихся в пустынном беге. Я ближнего люблю, но ты, природа-мать, Для сердца ты всего дороже! С тобой, владычица, привык я забывать И то, чем был, как был моложе, И то, чем ныне стал под холодом годов. Тобою в чувствах оживаю: Их выразить душа не знает стройных слов И как молчать об них, не знаю… 1819

Антон Антонович Дельвиг (1798–1831)

К Лилете

Лилета, пусть ветер свистит и кверху метелица вьется; Внимая боренью стихий и в бурю мы счастливы будем, И в бурю мы можем любить! ты знаешь, во мрачном Хаосе Родился прекрасный Эрот. В ужасном волненьи морей, когда громы сражались с громами И тьма устремлялась на тьму и белая пена кипела — Явилась богиня любви, в коральной плывя колеснице, И волны пред ней улеглись. И мы, под защитой богов, потопим в веселии время. Бушуйте, о чада зимы, осыпайтеся, желтые листья! Но мы еще только цветем, но мы еще жить начинаем В объятиях нежной любви. И радостно сбросим с себя мы юности красну одежду, И старости тихой дадим дрожащую руку с клюкою И скажем: о старость, веди наслаждаться любовью в том мире, Уж мы насладилися здесь. 1814

Первая встреча

Мне минуло шестнадцать лет, Но сердце было в воле; Я думала: весь белый свет Наш бор, поток и поле. К нам юноша пришел в село: Кто он? отколь? не знаю — Но всё меня к нему влекло, Всё мне твердило: знаю! Его кудрявые власы Вкруг шеи обвивались, Как мак сияет от росы, Сияли, рассыпались. И взоры пламенны его Мне что-то изъясняли; Мы не сказали ничего, Но уж друг друга знали. Куда пойду – и он за мной. На долгую ль разлуку? Не знаю! только он с тоской Безмолвно жал мне руку. «Что хочешь ты?» спросила я. «Скажи, пастух унылый?» И с жаром обнял он меня И тихо назвал милой. И мне б тогда его обнять! Но рук не поднимала, На перси потупила взгляд, Краснела, трепетала. Ни слова не сказала я; За что ж ему сердиться? Зачем покинул он меня? И скоро ль возвратится? 1814

Хата

Скрой меня, бурная ночь! заметай следы мои, вьюга, Ветер холодный, бушуй вкруг хаты Лилеты прекрасной, Месяц свети не свети, а дорогу наверно любовник К робкой подруге найдет. Тихо дверь отворилась! О Лилета, твой милый с тобою, Нежной,

лилейной рукой ты к сердцу его прижимаешь; Что же с перстом на устах, боязливая, смотришь на друга? Или твой Аргус не спит? Бог-утешитель, Морфей, будь хранителем таин Амура! Сны, готовые нас разлучить до скучного утра, Роем тяжелым скорей опуститесь на хладное ложе Аргуса милой моей. Нам ли страшиться любви! Счастливец! – мои поцелуи Сладко ее усыпят под шумом порывистым ветра; Тихо пробудит ее с предвестницей юного утра Пламенный мой поцелуй! 1815

Песня («Дедушка! – девицы…»)

«Дедушка! – девицы Раз мне говорили. — Нет ли небылицы, Иль старинной были?» – Как не быть! – уныло Красным отвечал я, Сердце вас любило Так, чего не знал я! Было время! где вы, Годы золотые? Как пленяли девы В ваши дни былые! Уж они – старушки; Но от них, порою, Много на подушки Слез пролито мною. Душу волновали Их уста и очи, По огню бежали Дни мои и ночи. — «Дедушка! – толпою Девицы вскричали, — Жаль нам, а тобою Бабушки играли! Как не стыдно! злые, Вот над кем шутили! Нет, мы не такие, Мы б тебя любили!» – Вы б любили? сказки! Веры мне неймется. И на ваши ласки Дедушка смеется. 1819

Элегия («Когда, душа, просилась ты…»)

Когда, душа, просилась ты Погибнуть иль любить, Когда желанья и мечты К тебе теснились жить, Когда еще я не пил слёз Из чаши бытия, — Зачем тогда, в венке из роз, К теням не отбыл я! Зачем вы начертались так На памяти моей, Единый молодости знак, Вы, песни прошлых дней! Я горько долы и леса И милый взгляд забыл, — Зачем же ваши голоса Мне слух мой сохранил! Не возвратите счастья мне, Хоть дышит в вас оно! С ним, в промелькнувшей старине, Простился я давно. Не нарушайте ж, я молю, Вы сна души моей И слова страшнаго: люблю — Не повторяйте ей! 1820

Русская песня («Ax ты, ночь ли…»)

Ax ты, ночь ли, Ноченька! Ах ты, ночь ли Бурная! Отчего ты С вечера До глубокой Полночи Не блистаешь Звездами, Не сияешь Месяцем? Всё темнеешь Тучами? И с тобой, знать, Ноченька, Как со мною, Молодцем, Грусть-злодейка Сведалась! Как заляжет, Лютая, Там глубоко На сердце — Позабудешь Девицам Усмехаться, Кланяться; Позабудешь С вечера До глубокой Полночи, Припевая, Тешиться Хороводной Пляскою! Нет, взрыдаешь, Всплачешься И, безродный Молодец, На постелю Жесткую, Как в могилу, Кинешься! <1820–1821>

Одинок месяц плыл

Одинок месяц плыл, зыбился в тумане, Одинок воздыхал витязь на кургане. Одинок воздыхал витязь на кургане. Свежих трав не щипал конь мой унылый. «Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой! Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой! Не к добру грудь моя тяжко воздыхает, Не к добру сердце мне что-то предвещает, Не к добру сердце мне что-то предвещает. Не к добру без еды ты стоишь унылый, Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!» Конь вздрогнул, и сильней витязь возмутился, В милый край, в страшный край, как стрела, пустился. В милый край; в страшный край, как стрела, пустился. Ночь прошла, все светло: виден храм с дубровой, Конь заржал, конь взвился над могилой новой. Конь заржал, конь взвился над могилой новой. 1822