Гори, гори, моя звезда!

Коллектив авторов

Затворница

В одной знакомой улице Я помню старый дом, С высокой, темной лестницей, С завешенным окном. Там огонек, как звездочка, До полночи светил И ветер занавескою Тихонько шевелил. Никто не знал, какая там Затворница жила, Какая сила тайная Меня туда влекла, И что за чудо девушка В заветный час ночной Меня встречала, бледная, С распущенной косой. Какие речи детские Она твердила мне: О жизни неизведанной, О дальней стороне. Как не по-детски пламенно, Прильнув к устам моим, Она, дрожа, шептала мне: «Послушай, убежим! Мы будем птицы вольные — Забудем гордый свет… Где

нет людей прощающих, Туда возврата нет…» И тихо слезы капали — И поцелуй звучал… И ветер занавескою Тревожно колыхал. 1846

Ночь

Отчего я люблю тебя, светлая ночь, — Так люблю, что страдая любуюсь тобой! И за что я люблю тебя, тихая ночь! Ты не мне, ты другим посылаешь покой!.. Что мне звезды – луна – небосклон – облака — Этот свет, что, скользя на холодный гранит, Превращает в алмазы росинки цветка, И, как путь золотой, через море бежит? Ночь! – за что мне любить твой серебряный свет! Усладит ли он горечь скрываемых слез. Даст ли жадному сердцу желанный ответ, Разрешит ли сомненья тяжелый вопрос! Что мне сумрак холмов – трепет сонных листов — Моря темного вечно-шумящий прибой — Голоса насекомых во мраке садов — Гармонический говор струи ключевой? Ночь! – за что мне любить твой таинственный шум! Освежит ли он знойную бездну души, Заглушит ли он бурю мятежную дум — Все, что жарче впотьмах и слышнее в тиши! Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, — Так люблю, что страдая, любуюсь тобой! Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, — Оттого, может быть, что далек мой покой! 1850

Песня цыганки

Мой костер в тумане светит; Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит; Мы простимся на мосту. Ночь пройдет – и спозаранок В степь, далеко, милый мой, Я уйду с толпой цыганок За кибиткой кочевой. На прощанье шаль с каймою Ты на мне узлом стяни: Как концы ее, с тобою Мы сходились в эти дни. Кто-то мне судьбу предскажет? Кто-то завтра, сокол мой, На груди моей развяжет Узел, стянутый тобой? Вспоминай, коли другая, Друга милого любя, Будет песни петь, играя На коленях у тебя! Мой костер в тумане светит; Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит; Мы простимся на мосту. <1853>

Птичка

Пахнет полем воздух чистый… В безмятежной тишине, Песни птички голосистой Раздаются в тишине. Есть у ней своя подруга, Есть у ней приют ночной, Средь некошенного луга, Под росистою травой. В небесах, но не для неба, Вся полна живых забот, Для земли, не ради хлеба, Птичка весело поет. Внемля ей, невольно стыдно И досадно, что порой Сердцу гордому завидна Доля птички полевой! <1855>

«Подойди ко мне, старушка…»

«Подойди ко мне, старушка, Я давно тебя ждала». И косматая, в лохмотьях, К ней цыганка подошла. «Я скажу тебе всю правду; Дай лишь на руку взглянуть: Берегись, тебя твой милый Замышляет обмануть…» И она в открытом поле Сорвала себе цветок, И лепечет, обрывая Каждый белый лепесток: «Любит – нет – не любит – любит». И, оборванный кругом, «Да» сказал цветок ей темным, Сердцу внятным языком. На устах ее – улыбка, В сердце – слезы и гроза. С упоением и грустью Он глядит в ее глаза. Говорит она: «Обман твой Я предвижу – я не лгу, Что тебя возненавидеть И хочу, и не могу». Он глядит всё так

же грустно, Но лицо его горит… Он, к плечу ее устами Припадая, говорит: «Берегись меня! – я знаю, Что тебя я погублю, Оттого что я безумно, Горячо тебя люблю!..» <1856>

«Мое сердце – родник, моя песня – волна…»

Мое сердце – родник, моя песня – волна, Пропадая вдали, – разливается… Под грозой – моя песня, как туча, темна, На заре – в ней заря отражается. Если ж вдруг вспыхнут искры нежданной любви Или на сердце горе накопится — В лоно песни моей льются слезы мои, И волна уносить их торопится. <1856>

Из Бурдильена

Ночь смотрит тысячами глаз, А день глядит одним; Но солнца нет – и по земле Тьма стелется, как дым. Ум смотрит тысячами глаз, Любовь глядит одним; Но нет любви – и гаснет жизнь, И дни плывут, как дым. <1874>

Диссонанс (Мотив из признаний Ады Кристен)

Пусть по воле судеб я рассталась с тобой, — Пусть другой обладает моей красотой! Из объятий его, из ночной духоты, Уношусь я далеко на крыльях мечты. Вижу снова наш старый, запущенный сад: Отраженный в пруде потухает закат, Пахнет липовым цветом в прохладе аллей; За прудом, где-то в роще, урчит соловей… Я стеклянную дверь отворила – дрожу — Я из мрака в таинственный сумрак гляжу. Чу! там хрустнула ветка – не ты ли шагнул?! Встрепенулася птичка – не ты ли спугнул?! Я прислушиваюсь, я мучительно жду, Я на шелест шагов твоих тихо иду — Холодит мои члены то страсть, то испуг — Это ты меня за руку взял, милый друг?! Это ты осторожно так обнял меня, Это твой поцелуй – поцелуй без огня! С болью в трепетном сердце, с волненьем в крови Ты не смеешь отдаться безумствам любви, — И, внимая речам благородным твоим, Я не смею дать волю влеченьям своим, И дрожу, и шепчу тебе: милый ты мой! Пусть владеет он жалкой моей красотой! Из объятий его, из ночной духоты, Я опять улетаю на крыльях мечты, В этот сад, в эту темь, вот на эту скамью, Где впервые подслушал ты душу мою… Я душою сливаюсь с твоею душой — Пусть владеет он жалкой моей красотой! <1876>

Узница

Что мне она! – не жена, не любовница, И не родная мне дочь! Так отчего ж ее доля проклятая Спать не дает мне всю ночь! Спать не дает, оттого что мне грезится Молодость в душной тюрьме, Вижу я – своды… окно за решеткою, Койку в сырой полутьме… С койки глядят лихорадочно-знойные Очи без мысли и слез, С койки висят чуть не до полу темные Космы тяжелых волос. Не шевелятся ни губы, ни бледные Руки на бледной груди, Слабо прижатые к сердцу без трепета И без надежд впереди… Что мне она! – не жена, не любовница, И не родная мне дочь! Так отчего ж ее образ страдальческий Спать не дает мне всю ночь! 1878

«Зной – и все в томительном покое…»

Зной – и все в томительном покое — В пятнах света тени спят в аллее… Только чуткой чудится лилее, Что гроза таится в этом зное. Бледная, поникла у балкона — Ждет грозы, – и грезится ей, бедной, Что далекой бури призрак бледный Стал темнеть в лазури небосклона… Грезы лета кажутся ей былью, — Гроз и бурь она еще не знает, Ждет… зовет… и жутко замирает, Золотой осыпанная пылью… 1890