Горилла

Велимера

Кивнув зачем-то, я прикрыла глаза. Добрый, заботливый, ласковый. Курьер наркодилеров. Восхитительно. Не понимаю и, наверное, не хочу понимать. Но почему мне так не хочется одеться и хлопнуть дверью? Почему мне начинает казаться, что не все так плохо? Опять, опять идеализирую! Но не хочу уходить. А надо бы.

Встав, я глубоко вздохнула, выбирая направление движения.

— Я попробую забыть то, что сейчас услышала, — сглотнув, я все же выбрала, — если ты сделаешь так, чтобы я этого больше не видела.

— Сделаю, — крепко обняв меня, когда я устроилась у него на коленях, Сёма прижался губами к моему плечу, — сделаю, обещаю.

Вроде бы, правда

сделал. Больше эта тема не поднималась, о своей работе он в принципе почти не упоминал, ворчал на меня, что давно пора надевать теплую обувь, а не ходить в балетках, выгуливал в парке и кино, позволял надевать себе на голову венки из желто-оранжевых листьев, страстно целовал и трахал. Мы виделись почти каждый день, я чувствовала, что уже, кажется, влюбилась, но меня все еще останавливал тот эпизод.

— Слушай, — мы сидели у него, делали домашку и ели пиццу, как делали довольно часто, — если ты что-то от меня хочешь, лучше просто скажи.

— Да ничего не хочу, вроде бы, — изумленно пробормотала я.

Или я веду себя так, будто мне что-то нужно?

— Я тупой в плане намеков, — усмехнулся Семен, — просто предупреждаю.

— Вот оно что, — улыбнувшись, я положила ручку, — буду иметь в виду. Но, на самом деле, не все так плохо, — мы сидели за столом на кухне друг напротив друга, так что я вытянула ногу, касаясь стопой его бедра, — кое-какие намеки ты хорошо понимаешь.

— Ты же хотела к пяти вернуться домой, — чуть прищурился Сема.

Глянув на часы, я разочарованно вздохнула — через двадцать минут нужно уже выходить.

Он хотел меня проводить, но я заверила, что сама доберусь. С удовольствием прогулялась до остановки, слушая музыку, зашла в магазин, прихватив себе вкусностей, начала готовить ужин для родителей, которые сегодня ездили за город на шашлыки. Там-то они ели, но ехать же долго, успеют проголодаться.

Когда зазвонил телефон, я с запозданием вспомнила, что, если добираюсь домой одна, должна всегда сообщить, что добралась.

— Я забыла, — сразу призналась я, прижимая телефон к уху плечом и не отвлекаясь от нарезки салата, — давно дома уже.

— Чего стучит? — так недовольно, но уже мирно.

Всегда так переживает за меня, даже когда еще светло, разве не милота?

— Нож, я готовлю.

Короткая пауза и осторожный вопрос:

— А мне что-нибудь приготовишь? — как будто я откажу или разозлюсь.

— Приготовлю, если хочешь, — он как-то упоминал, что последние месяцы только заказывает или в кафе ест, домашненького захотелось, — но учти, может быть не очень-то и вкусно.

— Не может, — это его уверенное опровержение в таком тоне всегда как комплимент, — борщ можно?

— Можно, — рассмеявшись, я чуть не порезалась.

— Я тогда все куплю. Завтра же?

— Ну давай завтра, — уменьшив газ под кастрюлей с супом, я попрощалась и сунула телефон в карман.

На последнем уроке ему позвонили. Судя по тому, что он очень поторопился ответить, это с работы. Его чудесной-пречудесной работы. После звонка он вручил мне ключи.

— Иди, мне надо только за зарплатой сходить, — виновато улыбнувшись уголком губ, Сёма взял меня за руку, — я очень быстро, ладно?

— Ладно, — вздохнув, я на прощание поцеловала его в щеку и проводила взглядом.

В принципе, можно и пешком прогуляться, идти около получаса, послушаю музыку, подумаю. Хотя вот думать надо бы поменьше. Сунув руки в карманы кожаной куртки, я кедами взбивала сухие листья, которые еще не успели подмести. Красивая пора, унылая, очей очарование… Последний

год учебы в школе, но не последний год в школе в целом. Пока что я сама готовлюсь, нужно всего три предмета сдавать в местном педе, после Нового года буду уже с репетиторами заниматься. Родители предлагают поступать в Москву или Питер, а я не хочу. Зачем мне эти престижные вузы, столько тратить на образование, если зарплата потом все равно будет не очень? Мне вообще уже довольно сильно нравится этот город, хочу здесь жить и дальше. А если буду здесь жить, зачем куда-то ехать учиться при наличии нужного заведения под боком? Какая-то глупая у меня мечта, может, и прав был бывший. С другой стороны, хорошая же профессия. Я люблю детей, мне с ними интересно работать, нравится что-то объяснять. Поступить точно получится, в этом году проходные баллы почти по всей стране смехотворные. Самое главное — родители меня поддерживают. Сёма тоже ворчит, что надо в Москву, но по нему хорошо видно — он хочет, чтобы я осталась здесь. С ним. Может быть, это временная привязанность, кто знает. Но сейчас ведь нам так хорошо вместе.

У него дома я бываю часто. Очень часто. Иногда задерживаюсь до вечера, но никогда не пересекалась с его родителями. Спрашивать неловко, потому что, кажется, они здесь не живут — на полочке только его обувь, в ванной только одна зубная щетка.

Собрав волосы и заглянув в холодильник, я улыбнулась. Мясо уже порезано небольшими кубиками, картошку он уже почистил, правда, перестарался. Вчера в сообщении я посоветовала не заморачиваться со свеклой и купить заправку для борща, которую и обнаружила на полочке над кухонным рабочим местом. Все сделал, как положено, умница какой.

Промыв мясо и поставив вариться бульон, я слила воду с картошки, еще раз ее перемыла, начала резать, когда позвонили в домофон. Семен примчался, аж запыхался. Подождав у двери, я отомкнула ее, услышав, что лязгнули двери лифта.

— А почему не пахнет? — с долей разочарования поинтересовался он, снимая куртку.

— Я только начала, пешком шла, — вернувшись на кухню, я снова взялась за нож. Раз уж сегодня невольно вспомнилась его работа, я решила спросить. Интересно же, хоть и страшновато, — расскажешь, как ты стал работать… Где работаешь?

— Тебе с начала? — спокойно уточнил он, ополаскивая руки. Я кивнула. — Только не перебивай и не поворачивайся, — принимая условия, я пожала плечами. Наверное, неприятно об этом говорить, — все началось, когда мне было десять, и моя мамаша, работая проституткой, к списку своих заболеваний прибавила алкоголизм, — прижав ладонь ко рту, я зажмурилась, — и без того слабая забота исчезла, я пошел искать работу. В магазинах помогал с разгрузкой, лет с тринадцати пошел уже в нормальные грузчики. Когда было четырнадцать, она подсела на иглу. Ходил, искал ее по притонам, притаскивал домой, отбирал деньги, чтобы не на что было, но у нее всегда была с собой валюта, которая между ног, — сглотнув, я положила нож и тяжело облокотилась на тумбу. Даже представить себе толком не могу, чтобы ребенок проходил через такое, — встретил там нынешнего босса, он мне предложил сделку. Я учусь водить, стрелять, работать, потихоньку подрабатываю курьером, а взамен буду обеспечен работой, если проявлю преданность хозяину, и больше никто в городе не продаст моей матери наркоту, — теперь я понимаю, почему он такой взрослый, почему редко улыбается, — с тех пор я подменяю основного курьера, как видишь, отремонтировал уже половину хаты, откладываю на машину и продолжение ремонта. И не чувствую себя виноватым.