Горькая услада
Шрифт:
— А теперь, Бит, если вам нужно кое-что запаковать, — собирайте вещи. Через десять минут мы уезжаем в Дублин, чтобы попасть на ночной поезд.
«Это, должно быть, сон, и я скоро проснусь», — думала Сильвия, оглядывая комнату. В открытое окно доносились гудки автомобилей и автобусов, звонки трамваев, голоса прохожих…
Монти привез ее к себе на квартиру и поручил заботам своей экономки, миссис Роуэлл, а сам отправился ночевать в Беркли.
Миссис Роуэлл принялась расхваливать Монти вовсю. Она сразу же сообразила, к чему идет дело, и решила, что для
— Ах, у мистера Монти поистине золотое сердце, — сказала она, оправляя дорогую кружевную салфетку, покрывавшую поднос. — И какой он благородный! Вы себе даже не представляете, сколько он делает добра украдкой.
В этот момент раздался звонок, и она поспешила к дверям. Несколько минут спустя она вернулась с целой охапкой роз.
— Ах, какая прелесть! — воскликнула Сильвия.
Она приняла ванну и оделась. «Роллс» Монти уже ожидал ее у подъезда. Шофер передал записку, в которой Монти просил ее прийти к завтраку к его приятельнице миссис Брэнд, на Керзон-стрит, 97. «Она очень просила вас прийти, и мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с ней. Я, конечно, тоже там буду», — писал он.
Сильвия решила принять приглашение; ей было безразлично, куда идти, а этот визит, по-видимому, будет приятен Монти, и она постарается доставить ему удовольствие, чтобы хоть немного отблагодарить за его бесконечную доброту.
Она надела легкое черное платье и большую шляпу из черных кружев; бледное лицо и траур еще больше подчеркивали яркое золото ее волос.
Ровно в половине первого она вошла в гостиную миссис Брэнд.
В каждом большом городе есть свои миссис Брэнд — приветливые, красивые женщины неопределенного возраста, которые всегда хорошо настроены, прекрасно одеты, в доме которых можно отлично поесть и у которых всегда бесчисленное количество друзей; они обычно играют, и играют очень крупно; о них никогда ничего нельзя сказать дурного: все знают о них очень мало, но любят их за то, что они веселы, остроумны, умеют себя вести в обществе; у них всегда имеются приятели, которые держат их в курсе биржевых сделок или сообщают им имена лошадей, которые должны выиграть.
Китти Брэнд была «соломенной вдовой» — рассталась с мужем, который был чем-то вроде адвоката, много лет тому назад и взяла на себя ведение всех своих финансовых дел; по ее совету он решил, что ему в Претории будет не хуже, чем в Лондоне, и уехал из Англии.
Монти и Китти были большими друзьями, и Монти посвятил ее во все, что касалось Сильвии.
— Вы сделаете огромную глупость, если в ваши годы женитесь на такой молоденькой девушке, — тоном ласковой укоризны сказала Китти. — Это мое искреннее убеждение. Когда-нибудь вы увидите, что я была права.
— Я сам не знаю, что со мной, — задумчиво сказал Монти. — Я… Понимаете, Китти, для меня теперь эта девочка дороже всего на свете. Я не могу объяснить своего состояния, но вы знаете, что я хочу сказать… Если она не согласится стать моей женой — я погиб… Вы понимаете, как обстоит дело?
— Однако вы совсем потеряли голову, — сказала Китти, вздыхая.
Она не была влюблена в Монти по-настоящему, но чувствовала, что могла бы полюбить его, если бы он только захотел. Она могла бы
— Хотите коктейль, чтобы придать себе бодрости? — предложила она.
Монти отрицательно покачал головой.
— Я действую слишком медленно, — сказал он. — Я так расстроен всем этим, Китти! Так не может долго тянуться, надо на что-нибудь решиться и как можно скорее. Если бы вы могли поговорить с Сильвией обо мне, узнать, что она думает… Я был бы вам так благодарен…
Он взглянул на Китти глазами, в которых светилось странное, по-собачьи умиленное выражение. Она рассмеялась и пообещала:
— Хорошо, я постараюсь.
Минуту спустя лакей доложил о приходе Сильвии, которая очень робко вошла в комнату и сразу же, как потом призналась Китти, очаровала хозяйку.
Она думала, что Сильвия будет одной из тех, которые обычно нравились Монти. Но перед ней стояла девушка, которую не назовешь красавицей, но, бесспорно, совершенно очаровательная; она не принадлежала к какому-нибудь определенному типу, но в ней было много неуловимого обаяния, и она казалась настоящей леди.
«Бедный Монти» — мелькнуло в уме Китти, когда она, взяв себя в руки, поднялась навстречу гостье.
Она понравилась Сильвии с первого взгляда — такая приветливая, веселая и изящная.
Завтрак был отлично сервирован. Китти, со свойственной ей легкостью, заводила разговор на те темы, которые были знакомы Монти, и умело подчеркивала все его остроты, так что они казались во много раз умнее, чем были в действительности.
Когда он ушел, она предложила Сильвии поехать в Рэнли.
— Поедем туда чай пить, — сказала Китти. — Я ведь так одинока. Это будет очень мило с вашей стороны, если вы согласитесь.
— С удовольствием, — робко ответила Сильвия, удивляясь в глубине души, как такая обворожительная женщина, как миссис Брэнд, может быть одинокой, — она не подозревала, что это были только слова.
Заказав чай, они уселись в удобных бамбуковых креслах. Китти очень осторожно завела разговор о Монти.
Сильвия охотно согласилась, что Монти «очень милый, необычайно благородный, добрый», но сама ничего не сказала; она совсем не была болтлива. Весьма возможно, что при дальнейшем знакомстве с Китти потребность высказаться прорвала бы эту сдержанность, но пока Сильвия была молчалива. Она охотно поддерживала разговор о Монти, но, по-видимому, так же охотно оставила бы его.
«Надо выяснить, нет ли у нее кого-нибудь другого, не влюблена ли она», — решила Китти и прямо спросила:
— Вы помолвлены или что-нибудь в этом роде, дорогая?
Недели одиночества и лишений приучили Сильвию владеть собой.
— Ничего в этом роде, — улыбаясь, ответила она, и миссис Брэнд ничего не могла заключить из этой сдержанной улыбки.
Все, что Китти могла сообщить Монти по телефону некоторое время спустя, заключалось в следующем: «Сильвия обворожительна и ни с кем не помолвлена, даже ни в кого не влюблена».