Шрифт:
ЗАМЫСЛОВ ВАЛЕРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
ГОРЬКИЙ ХЛЕБ
РОМАН
Часть 2
ЛЕСНОЕ УГОДЬЕ
Глава 10
НАСИЛЬНИК
Березовку, вотчинную деревеньку князя Василия Шуйского, прибыл с оружными людьми приказчик Кирьяк - выколачивать недоимки с мужиков. Немного приказчик собрал: велики ли запасы после пасхи. Почитай, последние крохи мужики отдавали
Собрав малую дань, Кирьяк разгневался. Приказал мужиков пороть кнутом. Деревенский староста порешил ублажить расходившегося приказчика.
–
Кирьяк согласно тряхнул рыжей бородой.
Подавал на стол староста грозному гостью сига бочешного под хреном, капусту шатковую, рыбий пирог, брагу да хмельную медовуху.
Кирьяк окинул стол недовольным взором, крякнул.
– Чевой-то снедь у тебя постная, Митрий?
– Да вот теперь Петров пост, батюшка. Без мясного живем, одначе к господу ближе, - развел руками староста.
– Нешто мясца то не имеешь? Хитришь, Митрий. Мужичков, как липку, обдираешь. Поди, амбарец у тя не токмо для мышей срублен, - строго произнес приказчик.
– Есть маленький запасец, милостивец. С духова дня копченое мясцо приберегаю. Говеем со старухой. Упаси бог какое варево с мясцом - грех великий содеется.
– Тащи, тащи мясо, старик, чевой-то в брюхе свербит. Опосля свой грех замолю, - порешил приказчик.
– Как прикажешь, милостивец, - вздохнув, вымолвил Митрий и кряхтя зашагал в амбар.
Покуда хозяйка готовила мясное варево в печи, дородный, губастый Кирьяк, чавкая, поедал поставленную на стол снедь, запивал вином. А потом принялся приказчик и за мясо, кидая обглоданные кости под стол.
В избу заскочила статная баба в цветастом сарафане. Низко поклонилась приказчику и гостю, лоб перекрестила.
– Звал, батющка Митрий Саввич?
Митрий покосился на приказчика.
– Не ко времени, Устинья, заявилась. Занят сейчас.
– А ты потолкуй с бабонькой, - милостиво разрешил Кирьяк, похотливо поглядывая на селянку.
– Завтра твой черед за поскотиной досматривать, баба. Приходи на двор наутре.
– Приду, батюшка, - согласно вымолвила Устинья и повернулась к выходу.
– Погодь, погодь, бабонька, - остановил крестьянку захмелевший приказчик.
Устинья застыла возле дверей.
Кирьяк широко зевнул, потянулся, подняв толстостенные волосатые ручищи под самый киот.
– Притомился я чевой-то, Митрий. Соснуть хочу. Разбери-ка лежанку, бабонька. Руки у тя проворные.
Устииья озадаченно глянула на приказчика.
– Разбери, - сказал Митрий
Устинья снова слегка поклонилась приказчику и принялась взбивать пуховики.
Кирьяк кашлянул, моргнул старосте. Тот понимающе кивнул головой, молвил старухе:
– Идем-ка, Сидоровна, во двор, лошаденку глянем.
– Отпусти ее, батюшка. Сама тебе все приготовлю, - вступилась за селянку Сидоровна.
– Ступай, ступай,
Сидоровна вздохнула, покачала головой и покорно удалилась из горницы в сени.
– Чья будешь, бабонька? Где мужик твой нонче?
– вкрадчиво вопросил Кирьяк, наливая из ендовы вина в железную чарку.
– Тутошная, из Березовки. А государь мой после покрова преставился, ответила Устинья, пятясь к двери.
– Царство ему небесное. Чать отвыкла без мужика-то. Выпей со мной, лебедушка. Садись ко столу.
– Грешно нонче пить, батюшка. Говею.
– Ништо. Замолю и твой грех, - вымолвил приказчик и потянул бабу к столу.
– Пей, говорю!
Устинья вспыхнула вся и замотала головой. Приказчик грозно свел очи, прикрикнул:
– Пей! Княжий человек те велит!
Вздохнула Устинья и чарку взяла. Перекрестилась на киот, где чуть теплилась лампадка над образом Спаса, молвила тихо: "Господи, прости" и выпила до дна. Обычай, оборони бог, ежели господскую чашу не допить! Закашлялась, схватилась за грудь, по щекам слезы потекли.
А Кирьяк - теснее к бабе и огурчик соленый подает.
А за первой чаркой последовала и вторая.
– Уволь, батюшка, не осилю, - простонала Устинья.
– Я те, баба! Первая чарка крепит, а вторая веселит.
Пришлось и вторую испить. Помутнелось в голове Устиньи, в глазах все поплыло. А перед лицом уже мельтешили две рыжие бороды.
Кирьяк ухватил рукой за кику1, сорвал ее с головы, бросил под стол. Густой пушистой волной рассыпались по покатым плечам волосы.
– Экая ты пригожая, ладушка, - зачмокал губами приказчик и поднялся на ноги.
Устинья рванулась от приказчика, сердито очами сверкнула.
– Не замай!
– А ты не серчай. Я вона какой ядреный. Девки меня дюже любят. И ты приголубь, ягодка. Три рубля отвалю, - заворковал Кирьяк и снова облапил бабу.
Устинья что есть сил жамкнула крепкими зубами мясистую волосатую руку. Кирьяк больно вскрикнул и отпустил бабу. На руке выступила кровь.
– У-у, стерва!
– вознегодовал приказчик и, схватив тяжелую чарку со стола, ударил бабу по голове.
Устинья охнула и осела на пол.
– Вот так-то, нечестивая!
– по-звериному прорычал Кирьяк и потащил бабу на широкую лавку.
...В дверь тихонько постучали. Приказчик босиком прошлепал к двери и отомкнул крючок.
В избу вошел староста, глянул на пьяную бабу, часто закрестился.
– Эк, блудница, развалилась.
– Ты ее водичкой спрысни, Митрий. Чевой-то сомлела баба. Маленько поучил рабу, кабы не сдохла.
– Ай-я-яй, ай-я-яй, - засуетился староста. Зачерпнул ковш студеной воды из кадки и подошел к Устинье. "Экое тело благодатное, прости осподи, греховодно подумал старик.