Горький вкус Солнца
Шрифт:
Мы стояли на вершине, удобно держась за ветки — каждый за свою. Я старалась ровно дышать, чтобы не привлечь к себе внимания. Возможно, чем ближе к вечеру, тем более равнодушным и холодным становился Солнечный? И дело в его ритмах, а не в том, рад он или опечален? Мне хотелось в это верить.
— Ты спать хочешь? — не выдержав, спросила я.
— Не устал, — ответил он.
— Что ты делаешь ночью, Марк? Какие сны тебе снятся?
— Ночью я предпочитаю спать, — повторил он. — А сны мне снятся разные.
Хороший ответ. Я почувствовала себя преподавателем в академии. Постараться развеселить его или отстать?
—
— Ты боишься перемен? — внезапно просил он.
— Нет. То есть я не знаю. Когда был жив отец, мы жили в морском доме, на скалах. Там всё иначе, и мне никогда не снились гиганты. Я была маленькой птичкой и летала над водой, а волны, если они и заступали на сушу, были веселыми и теплыми. Мы ходили купаться на берег. Знаешь Арочный пляж?
— Конечно. Он считается нейтральной территорией.
— Мое любимое место детства. Желтые пески, затейливые скалы, вырастающие из воды. Пещеры и цветные камни. — Я вздохнула. — Папа про каждую возвышенность знал историю. Он был прекрасным рассказчиком.
— Он умер в горах?
— Да, — кивнула я. — В голодный год. Они с Лассом отправились на вершины за едой, надеясь выследить диких баранов, и попали под лавину. Кузнеца благодаря волкам нашли живым, хотя и заледеневшим, а мой отец погиб от удара по голове.
Я подняла глаза и встретилась взглядом с Марком. Солнечный как всегда рассматривал меня. Неужели в моем лице было что-то настолько интересное?
— Ты не похожа на маму, — сказал он. — Только черные волосы и, может, брови.
— Да. Глаза папины, нос тоже его, губы, правда, неизвестно чьи…
— Единственная желтоглазая Магици. Ты знаешь, что у нашего Кервела подобные глаза?
— Да, но меня никогда не дразнили.
По небу пробежала первая молния — обычная, возвещающая о начале. Потом донесся раскат грома, и я покосилась на Марка — смотрит? Смотрел, но понять, интересно ли ему, не получалось. Светлячки вокруг дома горели ярко, но как только представление началось, они потухли.
В голову начли лезть настырные мечты. Я представляла, как мы с Марком будем вместе жить, гулять, узнавать друг друга… Маленькие частые молнии возле горизонта как будто смеялись над моими грезами. Через минуту купол неба захватили пурпурные гиганты, и они двигались в едином ритме, потрескивали и пропадали, чтобы снова возродиться. А потом появились золотые, каких я прежде не видела. Их точно создавал Дэр. Они пронзали облака тонкими нитями и звучали дольше остальных. Темнота. Гром прогремел. А потом великанская фигура — молния во все небо — ярко-белая, толстая и затейливая. Хрясть! Стекла задрожали, и я рассмеялась.
— Дядя любит, чтобы погромче.
— Угу, — отозвался Марк.
И снова огромная, прямо над нашими головами. Не будь я Грозовой, напугалась бы видеть такие узоры. Казалось, они могут разорвать небо в клочья.
Побежала маленькая, желтая, и за ней с треском устремилась большая, голубая. Они связались в косу и протянули пальцы к нам. Марк нахмурился.
— Не думаю, что это про нас, — сказала я. — Ты за мной не бегаешь.
— Верно, — кивнул он. — Должно быть наоборот.
Слова как пощечина — не больная, но неприятная. Я вспыхнула и отступила чуть назад. Неужели всё так со стороны и выглядело? Я, бегающая за ним, как наивный котенок, жаждущий ласки и внимания?
Я попятилась, цепляясь за ветви, и, присев, начала слезать вниз. Пусть смотрит на грозу один. Ему определенно нужно было оказаться от меня как можно дальше — для нашего общего блага.
Глава 3
Прошло две недели с тех пор как мы танцевали. Четырнадцать дней без него. Марк прислал гонца и сказал, что задержится ещё на пару дней — дела. Чем он занимался? А вдруг передумал после моего неожиданного бегства тем грозовым вечером?
Сладкие сны о близости заменили кошмары. Я бродила по лесу, плутая в знакомых прежде рощах, и знала, что за мной кто-то ходит. Преследователь не показывался, но его постоянное гнетущее присутствие заменяло возможный жуткий облик. Порой я могла различить какой-то силуэт средь листвы, но, пытаясь приглядеться, теряла его. Хотела убежать — ноги не слушались, пробовала взлететь — крылья обмякли. Только шорох шагов за спиной и пристальный, недобрый взгляд…
— Развейся, — предложил Дэр. — Обычно это идет на пользу.
Вняв его совету, я собралась в далекие озерные рощи — место, где деревья росли из воды. Там были лодки, и можно было заночевать в крошечной хижине на берегу.
Меня отпускали без страха — путь знакомый, магия пробудилась и хранит. Я оседлала Искра, попрощалась с мамой и попросила непременно уведомить меня непогодой, если приедет Марк.
— Обязательно, — улыбнулась она. — Будь как всегда осторожна.
— До скорой встречи.
Я позволила коню самому выбрать темп. Обычно он предпочитал рысь, вот и сейчас, довольно пофыркивая, неспешно побежал по тропе средь знакомых деревьев. Сразу вспомнилось, как я сидела позади Марка, и печаль охватила сердце. Вернется ли мое Солнце?
Спустя несколько часов бодрой рыси мы были на месте. Средь голубых озер росли высоченные серебристые тополя, и конь с удовольствием забежал в воду. Искр отлично плавал. После короткого купания я оставила его возле хижины и, сев в лодку, знакомым путем отправилась на остров Четырех Тополей. Говорят, их когда-то давно посадили наши прадеды, и у каждого дерева было имя. Самое высокое, наполовину сухое, звали Гордым. Я не знаю, сколько живет тополь, но этому было больше четырехсот лет. Три других были помладше — лет по двести. Худой называли Звездным — за пятнышки на коре, а ещё два — Близнецами, Старшим и Младшим. Они росли из одного корня. Деревья умели говорить, и никому в беседе не отказывали. На верхушке Гордого много лет было гнездо розовых журавлей, которые всегда спускались вниз поздороваться.
Было тихо и тепло, и облака плыли неспешно. Я погружала весло в воду и думала о судьбе. В нашей библиотеке было много любовных романов, исторических драм, записок путешественников и прочих книг, в которых на долю реальных и вымышленных героев выпадали нелегкие испытания. Я размышляла о том, что предстоит пережить мне, прежде чем счастье надежно закрепится в сердце. Сражаться? Доказывать свою силу? Или отступать?
Лес странно затих, и я остановила лодку. Над головой пролетели птицы — молчаливые, стремительные. Я не узнала их. Чтобы не думать о возможных причинах тишины, я поскорее догребла до острова и высадилась на берег.