Горн Стихий
Шрифт:
— Что происходит? — я перепугано смотрела на Лоэтана.
— Сам не знаю, — ошарашено ответил он.
Все это время с крайним изумлением смотрящий на всех неизвестный мальчонок вдруг спрыгнул с дивана и, путаясь в пижаме, которая явно принадлежала взрослому, рванул в коридор. Я поспешила за ним. Он тормознул возле зеркала в прихожей и с крайне нехарактерной для ребенка интонацией выругался:
— Вот ведь хрень.
Я опешила.
— Вы-вы-вадим?.. — заикаясь выдала я, наконец, поняв на кого он так похож.
— Ага, — мрачно отозвался он, — я тоже тебя сначала не признал.
— В… в каком смысле?.. — перепугалась я, подошла к нему, мельком взглянув в зеркало. Заорала так, что оно едва не треснуло, но все же продолжало немилосердно демонстрировать белобрысого мальчишку, рядом с которым стояла мелкая рыжая девчушка лет шести с крайне перепуганным выражением лица.
— Что происходит?! — завопила я в панике, тряся Вадима за воротник необъятной пижамы.
— Ты же сама видишь, — растерянно кивнул на зеркало он.
— Нет, ты мне объясни, почему я впала в детство?! — я была близка к истерике. — Если для тебя это и нормально, то я к таким метаморфозам не привыкла!
— Ты погоди, это только начало, — задумчиво отозвался он, разглядывая свое отражение.
— То есть? — перепугалась я.
— Еще немного и, как ты выразилась, в детство впадет наш разум, — зловеще пообещал Вадим.
Это «немного» заняло буквально пару минут. Но в то же время где-то на краю детского сознания все равно маячила взрослая я, но доступа к происходящему не имела и могла только с ужасом созерцать.
Лоэтан умчался за Паладинами. Кое-как успокоившаяся Саша усадила нас завтракать. Вадим уныло бороздил ложкой манную кашу в своей тарелке, Воэтин радостно нас разглядывал. Я же бухнула в свою тарелку вазочку с вареньем и теперь с вдохновением занималась градостроительством: по берегам реки из варенья высились манные дома, по которым скакал Прядущий.
— Саша! Дай мне булочку! — потребовала я.
— Ты сначала кашу съешь, — возразила она.
— Как я могу это есть? — возмутилась я. — Это же пауковский город!
— Частная собственность, — тут же добавил Прядущий.
Воэтин засмеялся, а Вадим меланхолично возразил:
— Да разве это город? Деревня какая-то.
— Сам ты — деревня, — обиделась я и зашвырнула в него ложкой.
Вадим не остался в долгу, но поступил подлее — он начал кидаться в меня манной кашей, используя ложку как катапульту. С радостным воплем к нему присоединился Воэтин. Я едва успела укрыться под столом. Правда, обоям укрываться было некуда, теперь по ним растекались снаряды из манной каши.
Саша уже была близка к истерике, но, к счастью, вернулся Лоэтан. При том не один. Увидев нас, Олег аж расхохотался. Андрею же явно было не до смеха. Проследив шокированным взглядом, как я пронеслась мимо него к холодильнику, он уставился на Сашу.
— Я тут не причем, — она развела руками. — Они такие уже утром были.
Сложно описать этот день из-за раздвоения моего сознания, он запомнился мне лишь отдельными эпизодами.
Сидели все в зале. Мирная троица: я, Вадим и Воэтин изображали послушных детей, все остальные тихо переговаривались, когда в дверь позвонили. Саша пошла открывать. Жалко, что я не запомнила выражения лица Руслана. Помню только, как он одним глотком осушил пузырек с валерьянкой, которую капал себе перед этим Андрей. Олег уже не знаю в какой раз повторил, что это временно, продлится не больше, чем до завтра, и что это Равновесие нас так наградило.
Следом примчалась Рита, которую Олег позвал помочь Саше.
— Ой, какая прелесть! — всплеснула она руками при виде нас. — А давайте Вадима таким и оставим? Я его тогда сама воспитаю, как мне надо.
Паладины дружно выступили против перевоспитания своего друга. Рита, правда, не расстроилась, восприняла происходящее с веселым восторгом.
Потом Вадим ревел белугой, а Рита с Сашей в один голос вопрошали, зачем я укусила его за ухо.
— Сам напросился, — обиженно ответила я. — И нечего орать так, будто я ему всю голову откусила.
Еще помню, как вкрадчиво у Руслана спросила:
— А ты женишься на мне, когда я вырасту?
— Ты сначала вырасти, — вздохнул он, — а потом уже на эту тему поговорим.
— Хотя нет, — я быстро передумала, — пока я вырасту, ты уже будешь старый и некрасивый. Так неинтересно.
Потом я каким-то образом вспомнила о существовании Авенсиса. Вспомнила и тут же позвала. Мой грифон со всего размаха врезался лбом в стекло в зале, но не смог его пробить. Я залезла на подоконник и открыла форточку, в которую он и протиснулся. Бедный мой грифон теперь был размерами с крупную курицу и тоскливо мне выдал:
— Карина, похоже, я буду первым ментальным грифоном, у которого случится нервное расстройство, — он порхал вокруг люстры.
Из-под дивана впервые за весь день высунулся притихший Ахтунг, проследил за ним хищным взглядом, но, видимо, решил, что такой птиц будет ему все же не по зубам, и снова забрался обратно, не без оснований опасаясь попасть в наши неумолимые детские объятия.
Под вечер я к тому же неожиданно обнаружила у себя поджигательные способности, и мы с Вадимом едва не спалили квартиру, за что конкретно влетело от Саши, которая уже была близка к нервному срыву.
А дальше вообще помню с трудом. Точнее, не помню вообще. Этот жуткий день, наконец, кончился.
На следующее утро я проснулась с гудящей головой. Еще плохо спросонья соображая, сползла с кровати. Мой мобильник выдал, что еще только четыре утра. Но спать не хотелось вообще. Особенно после того, как я вспомнила события накануне, Но сегодня Вселенная была ко мне милосердной, по крайней мере, с утра — я проснулась в своих законных восемнадцати годах. Но радовалась я недолго, в памяти резко всплыло, что сегодня пятница. Тут же забыв о времени, я позвонила Жене.