Горная кошка
Шрифт:
— Ей не придется отвечать ни на какие вопросы!
Суда не будет! Это говорю я!
— Хорошо, Лем. — Франк медленно покачал головой. — Я, кажется, видел самые невероятные вещи, которые вам удалось проворачивать в этом городе, и истрепал три шляпы, не поспевая снимать их перед вами, но, если вы сможете уберечь Делию Бранд от судебного процесса, я вообще откажусь от шляпы и стану ходить с непокрытой головой!
Билл Таттл, шериф Паркового округа, сидел в своем кабинете, расположенном в цокольном этаже здания окружного суда, рядом с комнатой надзирателя и камерой предварительного заключения. В черном пиджаке и розовой рубашке с лиловым галстуком внешне он ничем не напоминал блюстителя порядка из популярных ковбойских фильмов. Чересчур худым назвать его было нельзя. В глаза прежде всего бросался его нос. Видать, кто-то запустил в шерифа увесистым булыжником — ничто другое не могло придать носу столь своеобразную форму.
Шериф сидел, обуреваемый невеселыми думами.
Как бы ему хотелось сейчас находиться где-нибудь далеко-далеко от здешних мест! Дело об убийстве Дана Джексона не сулило ни славы, ни наград, а только сплошные неприятности. Девицу Бранд поймали на месте преступления, но в результате он сам неожиданно оказался на пороховой бочке, готовой взорваться в любую минуту. Билл знал причину увольнения Арта Глисона владельцем «Таймс стар».
Подумать только, самому Арту Глисону дали пинка!
Разговаривая на рассвете по междугородному телефону с сенатором Карлсоном из Вашингтона — это его кое-кто в городе прозвал «скандинавом», Таттл отлично понимал, что имел в виду сенатор, когда заявил, что все законопослушные граждане Америки требуют торжества справедливости, невзирая на связи и лица. Вероятно, сенатор полагал, что наконец-то подвернулась долгожданная возможность спихнуть Лема Саммиса. И хотя Карлсон был, безусловно, человеком с будущим, списывать со счетов Саммиса торопиться не следовало.
А пока Таттл совместно с окружным прокурором и начальником полиции ревностно собирал улики, которых уже набралось более чем достаточно. Однако шериф не знал, что в этот самый момент Франк Фелан участвовал в дружеской конференции с Лемом Саммисом и адвокатом, но если бы даже и узнал, то нисколько не удивился бы.
Зазвонил телефон, и Таттл, сняв трубку, с раздражением спросил:
— Ну, что там еще?
— Опять доктор Руфус Тоул. Хочет поговорить с вами.
— Соедини меня с ним.
Состроив гримасу, — с его носом в этом не было особой необходимости, — Таттл через секунду произнес чрезвычайно любезным тоном:
— Доктор Тоул? Шериф Таттл, слушаю!
— Благослови и храни вас Господь, брат мой Таттл. Меня беспокоит Делия… мисс Бранд. Она все еще спит?
— Да. Во всяком случае, десять минут назад она спала.
— Хвала Всевышнему! Бедное дитя, невинная душа… Вы не забудете известить меня, когда она проснется?
— Сообщу вам немедленно, доктор Тоул.
— Благослови вас господь. И передайте ей, пожалуйста, что я приду навестить ее. Как я уже предупреждал, она откажется, но будем уповать на мудрость Провидения, которое смягчит ее сердце. Мне очень нужно повидать Делию Бранд.
— Я понимаю. Обязательно передам. То есть ей скажет мисс Уэлш.
— О, миссис Уэлш — прекрасная женщина, сама доброта, брат Таттл.
— Вы абсолютно правы. Спасибо, что позвонили.
Шериф положил трубку и с отвращением оттолкнул аппарат, словно это он называл его братом.
Таттл вовсе не принадлежал к числу атеистов, но в нынешней ситуации ни к кому не испытывал братских чувств. Через некоторое время он снова снял трубку и спросил:
— Репортер все еще здесь? Который прилетел из Сан-Франциско? Пошли его ко мне.
Интервью длилось полчаса, главным образом потому, что три или четыре раза прерывалось телефонными звонками. Едва закрылась дверь за репортером, как шерифу доложили, что в приемной находится Тайлер Диллон в сопровождении Клары Бранд. Их тотчас же провели в кабинет и вежливо предложили присесть.
Взглянув на осунувшееся, утомленное лицо Клары, на ее сплетенные на коленях кисти, Таттл с сочувствием спросил:
— Могу ли я чем-нибудь вам помочь, мисс Бранд?
Я уже говорил мистеру Саммису, что вы мне больше не понадобитесь, по крайней мере сегодня. Разве он вам не передал?
— Клара сопровождает меня, — пояснил Диллон.
— Мне она не нужна и как ваша сопровождающая. Я предпочитаю обсудить кое-что с вами наедине. И вообще, что за фокусы? Вы ведь пообещали никуда не отлучаться, пока я не побеседую с вами.
— Я устал ждать. К тому же загодя назначил встречу с мисс Бранд и не хотел ее срывать: мне было необходимо проконсультироваться в интересах моего клиента.
— И кто же этот ваш клиент, если не секрет?
— Ее сестра, Делия Бранд.
— Она ваш клиент?
— Да. Делия была моим клиентом еще до того, как против нее выдвинули нелепое обвинение. В связи с другой проблемой, разумеется.
— В самом деле?
— Представьте себе. Вчера Делия приходила ко мне в контору, чтобы посоветоваться по одному вопросу.
— Приходила вчера? Вы это признаете?
— Я вовсе не признаю что-то, а констатирую факт.
— Именно тогда она задала вам вопрос, который предварительно записала на листке бумаги?
— Послушайте, шериф, вы ведь прекрасно знаете, что я не имею права рассказывать содержание беседы с клиентом.
— Неужели?
— Конечно. Это известно даже ребенку.
— Значит, я не могу расспрашивать вас относительно клочка бумаги с вашей фамилией, на котором записан вопрос о том, как безнаказанно совершить убийство? — нахмурился Таттл.
— Не можете, если этот клочок бумаги каким-то образом, прямо или косвенно, затрагивает интересы моего клиента.
— Вы отказываетесь отвечать?
— В данных условиях у меня нет выбора.
Шериф еще больше помрачнел, потом внезапно встал и торопливо вышел из комнаты, предварительно бросив:
— Подождите здесь минутку.
Некоторое время в помещении царила тишина.
Диллон и Клара молча смотрели друг на друга, затем Клара заметила:
— Возможно, мы допустили ужасную ошибку. Мне следовало сперва переговорить с мистером Саммисом.
Я… я боюсь.
— Выше голову, Клара, — попытался приободрить ее Диллон. — Пока я не прибегал к вашей помощи и постараюсь и впредь, насколько возможно, обойтись без вас. Но в случае необходимости вы меня поддержите, не правда ли?
Клара кивнула. Вид у нее был довольно жалкий.