Шрифт:
В конце апреля 1952 года на рассвете из ворот филиала иностранной фирмы, основавшей еще в начале века в Будапеште концессионное предприятие, вышел мощный светлого цвета «Линкольн». Управлял им Джон Файн, инженер, генеральный секретарь филиала фирмы.
Джон Файн был в синем свитере. Рыжеволосая его голова была покрыта шлемом автомобильного гонщика. Несмотря на то что Файн покидал Будапешт в субботу - в день, когда обычно выезжал на далекие прогулки, он был не в праздничном настроении. Теперь Файн мчался на своем «Линкольне»
Джона Файна вызвали шифрованной телеграммой. Над ним, как он догадывался, готовилась расправа за провал «Колумбуса» и за все, что было связано с этим скандальным делом, казавшимся когда-то таким верным. Рухнуло все, что так долго обдумывалось, на что были потрачены огромные средства и усилия. Никакого сигнала не приняла из Закарпатья тайная радиостанция филиала фирмы и в течение другой недели. Эта был крайний срок, это уже означало катастрофу. Как и по чьей вине провалился Кларк, уцелели его помощники или тоже провалились, - все это пока не было известно Файну. Но факт остается фактом. «Колумбус», такой крупный, вышколенный разведчик, потерян. Успел ли он, прежде чем его арестовали, раздавить ампулу с ядом? А если его взяли живым, то сумеет ли он молчать? К сожалению, ему многое известно.
«Что же мне будет за провал «Колумбуса?» - размышлял Джон Файн.
– Если не подоспеет крепкая помощь, дадут по шее, выставят из разведки».
Автострада еще не просохла после ночного дождя, дорога была скользкой, опасной. Но Файн гнал и гнал машину, не сбавляя скорости ни на мостах, ни на спусках, ни даже на поворотах. Слева и справа тянулась бескрайная степь - вековая земля венгерских пастухов. Далеко, на юго-востоке синела тяжелая, словно дождевая туча, громада Трансильванских Альп. Впереди, с севера надвигались предгорья Белых Карпат.
После трех часов бешеной гонки Файн подъехал к чехословацкой границе и впервые выключил мотор. Откинувшись на спинку сиденья, он отдыхал, пока проверяли документы и осматривали багаж и машину. Полчаса спустя он въехал в столицу Словакии - Братиславу. Позавтракав в первом подвернувшемся под руку кафе, он погнал машину вдоль Дуная по автостраде Братислава - Вена. В полдень он был в Верхней Австрии, в городе Линце, пересек австро-германскую границу и по горной дороге направился в Баварский лес, в отдаленный замок, на расправу к руководителю разведцентра «Юг» недоступному генералу Артуру Крапсу.
Щебеночное шоссе, идущее по склонам горного хребта, все круче и круче поднималось кверху, все чаще петляло. Вечерело. Над зубчатыми горами взошла круглая яркая луна. Воздух становился прозрачнее и прохладнее. Над дорогой одна за другой вырастали мшистые скалы. Наконец, за очередным поворотом лучи автомобильных фар уперлись в высокую ограду, сложенную из циклопических камней и полускрытую вьющимися растениями. Джон Файн несколько раз переключил свет и остановился перед глухими железными воротами, на которых была прикреплена черная дощечка с золотыми буквами: «Высшая школа звероводства Баварии». На световой и звуковой сигналы из сторожевой будки выскочил вооруженный привратник в зеленой полувоенной форме.
– Кто? В чем дело?
– спросил он по-немецки с солдатской суровостью.
– Подойдите поближе, - вполголоса, тоже по-немецки, откликнулся Файн.
Привратник осторожно, не снимая рук с автомата, подошел к машине. Файн назвал пароль и нетерпеливо приказал:
– Открывай! Живо!
– Яволь!
– Часовой приложил руку к козырьку фуражки, побежал к воротам.
Медленно раздвинулись стальные
Мягко урча мотором, «Линкольн» прошел по зеленому туннелю, под вековыми пихтами, и неожиданно выскочил на огромную, залитую лунным светом альпийскую лужайку. За дальней границей лужайки возвышался мрачный замок. Стены его были сложены из каменных глыб, потемневших от времени и увитых кое-где плющом. Островерхая черепичная крыша, когда-то малиновая, стала мшисто-пепельной.
Сыростью подземелья повеяло на Джона Файна. Он надел пиджак, снял шлем и направился в замок.
По гранитным ступеням лестницы парадного входа спускался человек в охотничьей куртке, в зеленой шляпе с пером, пышноусый и пучеглазый. Подойдя к приезжему, он почтительно, с угодливой улыбкой сказал по-английски с сильным немецким акцентом:
– Сэр? Шеф назначил вам свидание не в офисе, а в русской биллиардной. Прошу следовать за мной.
Человек с пышными усами проводил Файна в замок боковым, черным входом. Деликатно постучав костяшками пальцев в дубовую филенку высокой резной двери, немец почтительно замер прислушиваясь.
– Да, да. Входите!
Служитель распахнул дверь и молча исчез. Джон Файн перешагнул порог и очутился в так называемой «русской биллиардной» - огромной угловой комнате, обшитой дубовой панелью. Диана, богиня охоты, вырезанная из дерева и подвешенная на толстых бронзовых цепях к темным потолочным балкам, держала в руках большой, светлого дерева обруч, в который по всей его окружности были ввинчены электрические лампочки, льющие на зеленое сукно биллиардного стола матовый свет. На всех четырех стенах висели чучела медвежьих и волчьих голов, оленьи рога. Под ними стояли шкафы с книгами в кожаных переплетах, с бутылками и набором стаканов, рюмок, бокалов, с биллиардными киями и шарами. Бросался в глаза особый шкаф, известный обитателям и частым посетителям замка как «шкаф скорой помощи». В нем хранилось все необходимое «Бизону» для того, чтобы он не скончался скоропостижно, чтобы его износившиеся сердце, мозг, легкие, желудок и почки работали более или менее нормально: кислородный ингалятор, резиновые подушки, наполненные кислородом, склянки с нитроглицерином, со всякого рода аппетитными, слабительными и снотворными жидкостями, патентованные ампулы, таблетки, порошки…
В дальнем углу биллиардной пламенел огромный, похожий на грот камин. Огонь отражался на резном и полированном дереве кресла - излюбленном месте отдыха Артура Крапса. Кресло было пусто.
Шеф играл в биллиард без партнера. Он с недавних пор любил выигрывать только у себя и проигрывать только себе. Как ни тяжко было на душе у Джона Файна, он все-таки с любопытством уставился на «Бизона», недоступного для глаз простого смертного. В последние годы «Бизон» вел затворнический образ жизни. Свою резиденцию он покидал лишь в тех редких случаях, когда его вызывало начальство с докладами или за особо важными указаниями. Артур Крапс забыл те дни и годы, когда жил так же, как миллионы людей. Все, что ни делал он теперь, было окружено строжайшей тайной.
Крапс не был ни приказчиком Уолл-стрита, ни рьяным чинодралом генштаба. Он сам был крупнейшим капиталистом, миллионером, облаченным в генеральский мундир. У него были сталелитейные и деревообделочные заводы, он состоял в правлениях богатейших компаний «Одежда» и «Обувь», был совладельцем банков в Бразилии и Перу, на Аляске, в Анкаре. Было что делать «Бизону» на собственных предприятиях, однако он предпочел удалиться от бизнесменства. Заводами, банками и компаниями управляли, умножая капитал, особо доверенные лица Крапса, а сам он всецело отдался Европейскому разведывательному управлению, этому важнейшему форпосту космополитов-миллионеров. Здесь, на переднем крае борьбы с коммунизмом, «Бизон» действовал, не щадя ни сил, ни времени.