Город Атлантов
Шрифт:
— Хорошо. Какая вторая новость, о которой вы говорили? — тяжело вздохнул, спросил Роджер, решив сменить тему.
— Мы провели обкатку узлов нового двигателя. Все успешно. Думаю, к ралли уложимся в срок. Дизайн я вам показывал. Пока не совсем то, что я хотел бы видеть. Слишком мало времени.
— Отличная новость, — проронил Роджер, хотя в его голосе ощущалась только усталость. — Собирайтесь, мы едем прямо сейчас. И постарайтесь держать себя в руках. Там будет много неприятных для вас людей. Пожалуйста, никаких возражений!
Фрэнк издалека увидел в свете прожекторов здание из темно-серого камня, стали и стекла. Припарковал машину, вылез, недовольно хлопнув дверью. Постоял пару минут, словно пытаясь заставить себя собраться. Настроение было хуже некуда.
— Идемте, — проговорил Роджер, оказавшись рядом. — И постарайтесь быть хоть немного сдержанным. Ваши вспышки гнева стали любимой темой жёлтой прессы, — добавил он с чуть заметным раздражением.
— Роджер, я ненавижу копов и репортёров, вы же знаете. Если ни те, ни другие не будут ко мне лезть, я буду ангелом во плоти.
Роджер лишь покачал головой. Они прошли через сквер, разбитый перед зданием выставки. Стемнело, уже зажглись высокие фонари, заливая ярко-оранжевым светом ровный строй голубых елей, высаженных вокруг огромного фонтана с мраморной фигурой Атланта в центре. Такие же фигуры атлантов подпирали вход в зал. Фрэнк усмехнулся. Это вызывало у него рвотный рефлекс.
Помещение выставки представляло собой просторный зал с высокими потолками, стрельчатыми окнами в широких латунных рамах, которые расходились, как солнечные лучи. По залу уже активно дефилировала светская публика — мужчины в смокингах, дамы в вечерних туалетах. Роджер видел, как морщится его спутник, проходя мимо выставленных произведений, как мрачнеет его лицо. Лишь у одного экспоната он остановился, и широко ухмыльнулся.
— Вам нравится? — удивлённо спросил Роджер.
«Монумент» представлял собой высокую, плоскую стелу из песчанника. В центре красовалась широкая щель неправильной формы, из верха которой спускался блестящий, металлический шар. Фрэнк, не выдержав, расхохотался. Обернувшись, оглядел бродящих по залу чопорных джентльменов с жёнами им под стать. Выражение их лиц не менялось, когда они проходили мимо этой штуковины.
— Что вас так обрадовало? — проворчал недовольно Роджер.
Реакция его спутника вызвала у него недоумение, переходящее в раздражение. Фрэнк наклонился к его уху и тихо сообщил, на что похож этот «шедевр». По лицу Роджера пробежала улыбка.
— Я надеюсь, вы не собираетесь говорить это Каваллини? Не думаю, что осчастливите его этим эпитетом.
— Роджер, меня удивляет, почему Каваллини так изменил своему вкусу и вместо вполне определённых частей мужского тела, к которым питает слабость, выставил женский орган? Правда, сомневаюсь, что он когда-нибудь видел это в реальности.
— Мой друг, держите себя в рамках приличий, — прошипел Роджер. — У вас слишком богатое воображение. Не думаю, что кроме вас, кто-то заметил это сходство.
Фрэнк коротко рассмеялся.
— Роджер, русские подарили подобный монумент Нью-Йорку. Он стоял на берегу Гудзона. И уверяю вас, все прекрасно понимали, на что похоже эта фигня. Я не настолько развращён, как вы думаете. Я просто вижу то, что есть.
Они дошли до конца экспозиции, и Фрэнк решительно направился к мягкому диванчику у стены. Когда Роджер присоединился к нему, Фрэнк бросил с досадой:
— Роджер, извините, я устал. Это омерзительно. Общие контуры реализма, остальное — напыщенность, низкопробность, примитивность. Ни чувства меры, ни вкуса, ни знания перспективы. Я бы даже этих людей ремесленниками не назвал, они не знают даже основ. Это не искусство вообще. Не знаю, кому это может нравиться. Теперь я понимаю, что за люди переехали в этот город.
— Не будьте так суровы. Естественно, здесь выставлены работы не всех, кто обладает возможностью творить. Лишь тех, кто нравится Каваллини. Вы отдохнули? Идемте, синьор Каваллини должен произнести речь в честь открытия выставки.
— Роджер! Увольте меня от этого! Я не хочу ни видеть, не слышать его!
— Не капризничайте.
Они вернулись к центру зала, где возвышался круглый помост, обитый бордовым бархатом. Вокруг рядами располагались мягкие кресла. Фрэнк оглядел присутствующих, заметив Хозяина в скучном деловом костюме болотного цвета и Камиллу в роскошном, вечернем туалете. Ярко-алое платье плотно облегало её точёную фигуру, обнажая спину почти до ягодиц, открывая спереди лебединую шею и безупречной формы плечи. Фрэнк злорадно подумал, что она выглядит, как элитная проститутка. И представил, как бы отодрал бы эту фифу за то, что она сдала его копам. Так, чтобы она потом не смогла бы даже сесть.
Тем временем, на подиум вышел Каваллини в смокинге с бутоньеркой в виде огромной красной гвоздики, подошёл к микрофону в круге света прожекторов. Выслушав с довольной миной аплодисменты, манерно начал:
«Я роптал и жаловался на медлительность и неповоротливость умов людей, которые не могут воспринять новые идеи, которые я предлагал. Когда же они, наконец, признали меня, я понял, что их речи ничем не отличаются от речей, которые говорятся в адрес других творцов. Я увидел, как люди залезают в мою душу, присваивают себе богатство моего духа, пытаются ограничить фарисейской моралью. Я поклялся, что никто на земле не увидит моих творений, но Алан Райзен, единственный, кто понял мои устремления и освободил меня от нравственного кодекса посредственностей. За Алана Райзена, который осуществляет все мечты!»
От грома оваций зазвенели стекла. Фрэнк поморщился, сделал попытку встать. Но Роджер, предугадав его желание, с силой усадил на место. К микрофону стали выходить другие люди, как понял Фрэнк художники, скульпторы, чьи творения присутствовали на выставке. Наконец, их поток иссяк. Фрэнк закрыл устало глаза, потёр лицо руками.
— Роджер, это невыносимо, — тихо, но внятно произнёс он. — Я больше не выдержу. Умоляю, отпустите меня, ради бога. Иначе я застрелю Каваллини и всех его прихлебателей. Или застрелюсь сам.
— Напротив здания есть кафе. Отдохните там, — предложил спокойно Роджер, вздохнув.
Фрэнк радостно вскочил и начал резво пробираться сквозь толпу. И ощутил, что кто-то схватил его за руку. Он недовольно обернулся.
— Привет, Эдди, дружище! Куда ты запропастился?
— А это ты, Дэнни, — пробормотал Фрэнк, увидев лучшего друга Эдварда — Даниэля Хьюберта, всеми силами попытался вызвать на лице счастливую улыбку, что ему плохо удалось. — Рад тебя видеть.
— Синьор Каваллини все время спрашивал о тебе. Нам тебя очень не хватает.