Город мелодичных колокольчиков
Шрифт:
Сегодня на берегу особенно оживленно: муж Вардиси, только прибывший из Тбилиси, был в центре внимания, он едва успевал отвечать: "Что говорит Вардан? Многое! Моурави сейчас с полумесяцем на «льва» пошел, персов сражать. Потом вернется в Картли. Персов? Конечно, покорит. Зураба? Обещал в Ананури запереть, как мышь в мышеловке. Взять Ананури? Еще бы не взял, но там княгиня Нато, мать госпожи Русудан, как можно войной идти? Что велел вам передать? Вардан клянется: Моурави все время о Носте печалится, советует старикам беречь себя, молодым — силы накоплять. Амкары? Верят в скорое возвращение Моурави, купцы тоже. Лавку Вардана, как крепость, осаждают; сколько Мудрый ни рассказывает, все мало, о сне позабыли, о еде тоже. Майдан кипит, как котел с медом.
— О еде позабыли, такому можно поверить, — согласился дед Димитрия, — а питье?.. Наверно, как верблюды после скитаний по пустыне, в духане бурдюки опоражнивают? — Заметив приближающихся арагвинцев, быстро закончил: — Верблюды тоже совесть имеют, сами пьют и соседям не завидуют.
— Бог хорошо знал, почему верблюду четыре ноги дал, а человеку только две.
— Почему? Почему? — послышалось со всех сторон.
Прадед Матарса хитро посмотрел на арагвинцев, произнес:
— Если бы некоторым потомкам Адам четыре ноги дал, ни один честный двуногий не успел бы напиться.
— О-го-го!.. — гоготала молодежь. — Выходит, эти с четырьмя ногами быстрее обежали бы все духаны…
— Э-э, сразу видно, что головы у вас еще не совсем окрепли. В духанах платить надо… я о непрошеных кутилах говорю… о тех, что сами все даром берут.
Сидящие на бревнах, понимающе переглядываясь, захохотали, кто-то даже обнял прадеда Матарса. Арагвинцы пришли в ярость:
— Ты на кого тень наводишь, бессовестный старик?!
— На тех, кто от тени отскакивает.
— Кто отскакивает?! Сам клеветой, как слюной, брызжешь!
— Лучше своей слюной, чем чужим вином! Вот один незваный гость попросил чашу воды, а выпил целый кувшин вина, потому сегодня чахохбили ничем не запивали.
— Что? Как смеешь?! — вспылил рыжий арагвинец, сдвинув войлочную шапчонку набекрень. — Ваше вино на уксус похоже, и трех капель никто по своей воле не проглотит.
— А тот, кто при виде красного хвоста икает?
— Молчи! Не посмотрю, что седой!
— Не посмотришь, выпьешь то, что огненному коню не нужно.
Прадед явно был в ударе, ибо берег все время оглашался смехом и восклицаниями. Лавры друга заметно беспокоили деда Димитрия, и он примиряюще сказал:
— Волка волком называли, а чекалка разорила весь свет. Вот вчера у Кето ястреб сразу схватил гуся… Как берегла! На именины дочери… а ястреб…
— Какой? Бескрылый? Сам видел, к подножию замка он гуся тащил.
— К подножию? Может, выше?
— Вы что, черти, на азнаура намекаете?! Вот не буду глядеть, что старики, и огрею вас плетью…
— Если такое придумал, черт тоже тебя без внимания не оставит, уже раз было такое…
Народ вплотную придвинулся к деду Димитрия. Арагвинцы хотели уйти, но любопытство победило, и с деланным равнодушием они опустились на камни, восстановив тем, думалось им, между собою и прадедом Матарса равенство. Дед Димитрия вздохнул и начал:
— Ехал на коне неизвестный, очень торопился, а дорогу старик переходил. Кто из грузин не знает, конь стариков не давит, — лишь шарахнулся в сторону и чуть не сбросил седока. Обозлился неизвестный, ударил старика, хотел дальше скакать, — да плеть в фитиль превратилась! Не успел он и подивиться, как подпрыгнула чинка и дыхнула на фитиль. Тут выскочила из землянки старая Кето и закричала: «Пальцы обожжешь! Фитиль горит!» — «А тебе какое дело, что горит?»
— Это неизвестный закричал? — живо спросил рыжий арагвинец.
— Нет, чинка. Пока такой разговор шел, один палец загорелся. «Слезай с коня, иначе все пальцы спалишь!»
— Это чинка сказала?
— Нет, Кето. Видно, незнакомец очень спешил, но едва платком обмотал палец, смех слышит: «Э-э, папахой закрой!..»
— Это Кето закричала?
— Нет, чинка. Ты, арагвинец, меня не путай. Чинка на смех не скупилась… «Хочешь, я тебе мазью палец намажу?..»
— Это чинка подобрела?
— Нет, Кето! Всегда доброй была… Пока разговор шел, второй палец загорелся. «Скорей с лошади слезай!»
— Это Кето забеспокоилась?
— Нет, чинка.
— Как чинка?! — Арагвинец в сердцах сплюнул. — Если чинка зажгла, почему должна…
— Ты не мешай, арагвинец, до конца далеко!.. Пока разговор шел, третий палец загорелся. Тут как подскочит…
— Кто, конь?
— Нет, неизвестный. «Скорей, тушите палец! О-о, что ты стоишь?!»
— Это неизвестный закричал?
— Нет, Кето. «Сама туши!» — «Как так сама, а ты?» — «А я тебе что, цирюльник?».
— Постой, постой, старик! Это кто, Кето закричала?
— Нет, чинка… Пока спор шел, четвертый палец загорелся… Видит конь, если так дело пойдет, он тоже может загореться, — как взметнулся на дыбы, заржал и сбросил в овраг.
— Кого, неизвестного?
— Нет, чинку. Тут крик поднялся: «Спасайте! Спасайте!» На помощь сбежались… Конь думал — Кето тоже чинка и…
— И ее тоже скинул в овраг?
— Нет, хвостом по заду ударил, чтоб не в свое дело не мешалась. Тут выскочила чинка из оврага, схватила коня и, выдернув красный хвост, скрылась. Кето клянется: «К обрыву побежала».
Арагвинцы, ежась, переглянулись: «Так вот кто прибил хвост к дверям логова Саакадзе… Значит, там чинка живет! Спаси, пресвятая богородица!»
— А дальше что было, дед?
— Дальше такое было: пока разговор шел, все пальцы потухли, фитиль опять в плеть превратился. Только конь назад хвост не получил. Плюнул неизвестный: «Какая цена теперь коню!» — и вдруг рассердился, вскинул плеть и как ударит…
Сильный удар в колокол был так неожидан, что на мгновение все будто окаменело и лишь кто-то истошным голосом закричал: