Город-мираж
Шрифт:
Но Бог, так же, как и бабка в тот раз, не наказали Сережку. Прошлепали, значит, это дело. Грешил он и позже: курить начал в 12 лет, уроки пропускал, выпивал с пацанами, врал бабке, а Бог так ни разу его и не наказал. Видно, не было ему никакого дела до Сереги, впрочем, как и людям. «Видит око, да зуб неймет!» – усмехнулся Серега своим детским воспоминаниям. Он сплюнул, и пошел к Роксане. Идти было недалеко, через два таких же скособоченных, присевших дома. «Теперь, главное, чтобы к Лидухе никто не сунулся раньше времени».
Аидин отец, весь промасленный, сидел в гаражной яме, там же, около него крутился и Борис, колотя молотком по листу
– Помогает? – пошутил Серега.
– Да, помощник растет…
Старая Матрена сидела на кровати и пела про удалого Хасбулата. Она очень любила петь и пела на удивление чистым и сильным для ее возраста голосом. «Вот где таланты пропадают», – усмехнулся про себя Серега.
– Здравствуй, баб Матрена! Все песни поешь?
– Пою, милок, пою. Что мне еще делать-то осталось? Только песни и петь. Гальку-то мою непутевую давно не видал?
– Давно. Я ведь там сейчас не живу.
Старой Матрене про то, что Галина угорела, говорить не стали. Хоть и была Галина пьяницей, и изрядно помучила старуху в свое время, но, видно, так уж устроен человек: ко всему привыкает и привязывается душой. Даже к своим мучителям.
Аида, Роксана и Нино крутились на кухне. Аида пекла торт, Роксана вертела голубцы, Нино строгала салаты. Праздник, видно, задумали нешуточный!
– Вам помочь?
– Нет, мы сами тут справимся, а ты бы вскопал мне грядочку, – попросила Роксана. – Ну, как там наша именинница?
– Спит еще.
– Ты дверь-то закрыл на ключ? А то еще уйдет куда-нибудь…
– Закрыл. – Но ключ Роксане отдавать не стал.
– Аида, – Роксана заговорила что-то на армянском…
– Да забрала, забрала, – ответила Аида.
– Ну, я пошел…
Аида выскочила за ним в прихожую.
– Ты смотри тут без фанатизма, сына побереги… – погладил Серега выпирающий из-под фартука живот. – Ой, смотри-ка, дерется! Что мать-то спрашивала?
– А, – отмахнулась Аида, – забрала ли я спички от Лидухи. Боится, что себя подожжет, спички от нее прячет.
– Да просто пугает, старая…
Серега вышел на улицу подумал немного, вернулся и повесил ключ от Лидухиной квартиры на крючок в прихожей. Если и понадобятся, то найдут не сразу. Он пошел сначала в гараж к Арсену, помог ему снять мотор с «Жигуленка», посидел, покурил с ним, и только потом направился в огород.
Солнце жарило совсем по-летнему, о чем-то радостно и беспечно щебетали птицы. Земля просыпалась от зимней спячки, и, казалось, дышала, как живая. Сладкий дух, исходивший от нее, дурманил и пьянил. От прошедшего ночью дождя парило, и воздух был напоен теплом и покоем. Пряный аромат цветущей черемухи щекотал ноздри и будоражил. А как приятно было вонзаться лопатой в мягкую, податливую, изнемогающую от неги землю, вбирая от нее силу, здоровье, жизнь! Серега разделся до пояса, чтобы еще острее, всем телом ощутить силу, исходящую от земли, солнца, воздуха… Он с каким-то остервенением вонзал и вонзал лопату в животворящее тело земли. На какое-то время он даже умудрился забыть про Лидуху – так безмятежно и радостно было вокруг…
Он перекопал почти половину небольшого огородика, когда вдруг в тишину улочки острым клинком боли вонзился дикий и страшный Аидин крик. Слов было не разобрать, видно, она кричала по-армянски. И от этого гортанного, почти животного крика, было еще страшнее. Серега отбросил лопату.
На Аидин крик из дворов уже высыпали еще ничего не понимающие соседи:
– Что такое? Что случилось?..
Серега бросился в дом.
В зале, украшенном цветами и воздушными шариками, за накрытым к празднеству столом, Аида раненой птицей билась в истерике:
– Почему? Ну, почему? – выкрикивала она, стуча кулаками по столу, застеленному белой скатертью.
Перепуганный Борис жался к матери, виновато заглядывая в глаза:
– Мам, не плачь, ну, не плачь, мамочка, – твердил он, не зная как утешить маму…
Противный запах валерьянки перебивал аппетитные запахи свежей выпечки, жареного мяса, зелени…
– Что, что, что такое? – кинулся Серега к Аиде, отталкивая Нино.
– Ну, почему мы все горим? Почему мы все горим, и горим?… – истерично выкрикивала Аида сквозь слезы. Какой-то животный ужас вуалью опустились на ее почерневшее лицо.
– Успокойся, успокойся, родная, – слегка встряхнул ее за плечи Серега. – Что случилось? Кто горит?
– Ой, мамочка! – Аида вдруг схватилась за живот, судорожно напружинившийся комком живой плоти.
Нино по телефону вызывала пожарников.
– Нино, вызывай скорую! Где Роксана?! – в ужасе закричал Серега, увидев, как гримаса невыносимой боли скомкала Аидино лицо. – Аида, Аидочка, потерпи, сейчас скорая приедет, все будет хорошо. Господи, и зачем только ты туда пошла? – застонал он, помогая Аиде, обмякшей в его руках, удобнее устроиться на диване. И сам испугался своего вопроса.
– Мама у баб Лиды. Там пожар… Отец тоже туда побежал, – сбивчиво объясняла ему Нино.
Аида замолчала, сдерживая боль намертво сцепленными зубами.
– Ей шприц для крема нужен был, лебедей хотела сделать, – подкладывая подушки, торопливо говорила Нино.
– Каких лебедей? – не понял Серега.
– На торт… Она дверь открыла, а на пороге…ой, мамочка!.. – Нино в ужасе закрыла лицо руками.
– Ну? – поторопил ее Серега.
– Баб Лида обгорелая лежит… мертвая… страшная… глаза открытые, язык вывалился… и телогрейка на ней горит… – зашептала Сереге в самое ухо Нино, боясь перепугать Бориса.
– Ты видела, что ли?..
– Аида сказала…
На улицу с воем ворвалась пожарная машина. Минут через пять подъехала и Скорая.
– Нино, поедешь с Аидой в больницу, Борис – сиди дома, понял? – распоряжался Серега за старшего.
Около Лидухиного дома столпились соседи. Пожар уже был потушен. Дом почти не пострадал, только во дворе валялся мокрый, но все еще дымящийся матрас. Вскоре подъехала милицейская машина, вызванная пожарниками…
И тут все происходило, так, как рассчитывал Серега. Менты не стали заводить никакого уголовного дела. И без старухи дел по горло… Кто будет заморачиваться с выжившей из ума, безродной старухой, которая и так зажилась на этом свете? Тем более что она уже не раз грозила поджечь себя. Одно только смущало милицию: Роксана упрямо твердила, что последнее время спички они от нее прятали, и в доме, действительно не было ни одного коробка, а в кулачке у старой Лидухи были зажаты три обожженные спички. «Е-мое! Как я мог забыть про них?» – испугался Серега. Спички ему попались то ли сырые, то ли некачественные: они с треском вспыхивали и тут же гасли. Серега торопился, и обгоревшие спички бросал тут же, на пол. Только с четвертой спички ему удалось запалить эту пропахшую старым телом, как тленом, телогрейку. «Наверное, подобрала, когда к двери ползла. Ишь ты, как жить хотела! Неужели за 90 лет еще не нажилась?» – искренне удивился он.