Город слёз
Шрифт:
И вот, наконец, после всех этих испытаний в дороге, мы зашли в нашу квартиру.
Глава
Осень 2014 года
Когда захлопнулась дверь нашей квартиры, мне стало как-то легче, наверное, от того, что мы уже дома, и как говорят: «мой дом – моя крепость», что стены родного дома могут защитить от любой беды и от бомбёжек тоже. В ушах до сих пор стояла фраза таксиста, что центр не бомбят, и стало совсем спокойно. Но это спокойствие продолжалось недолго. Пока Лизонька вместе с отцом раскладывала вещи, я быстренько приготовила что-нибудь перекусить. И тут всё началось опять то, что происходило на ж/д вокзале, когда мы приехали: сплошная канонада, свист снарядов, окна тряслись так, что казалось вот-вот они рассыпятся. Лизоньку заперла в ванной комнате, Саша вышел на балкон посмотреть, что с цветами, и раздался такой резкий свист, как будто снаряд летел прямо к нам в окно. Я попросила мужа уйти с балкона, и мы подошли к ванной комнате. Глядя друг на друга, мы без слов спрашивали – что делать. Я решила, чтобы муж пробежался по этажам и узнал у соседей, где у нас бомбоубежище. Он отсутствовал всего пять минут, а мне показалось, что прошла вечность, потому
Куда к вам? В Кривой Рог? – спросила я.
Да нет же ко мне на квартиру, – ответила она.
По странному стечению обстоятельств район, где находилась её квартира, совсем не обстреливался. Я быстро собрала всё то, что я приготовила поесть в пакеты, сказала мужу, чтобы тот быстро одевался и вызывал такси. Забрали основные документы, деньги, ценных вещей у нас не было и спустились вниз, потому что такси уже было у подъезда. Под обстрелом мы ехали в отдалённый конец города, только когда подъезжали к дому сестры, обстрелы слышались далеко, как глухие раскаты грома.
Поднялись на третий этаж обычной пятиэтажной хрущёвки, взяли ключи у соседа, открыли дверь и оказались в тихой двухкомнатной квартире. Эта тишина звенела в ушах. Опять молча переглянулась с мужем, ничего не сказав, сели друг напротив друга на кухне и каждый думал о своём, но если бы мы озвучили мысли, они бы были одинаковые, как два извечных русских вопроса: что делать и когда это закончится. В этой звенящей тишине мы просидели довольно долго, видимо каждый боялся начать разговор. И тут на кухню залетела Лизонька, попросила, чтобы я включила телевизор и сказала, что она хочет кушать. Этой просьбой она меня выводила из любого оцепенения, потому что с тех пор как она начала разговаривать и до сегодняшнего дня, я эту фразу: «мама, я хочу кушать», слышала крайне редко. Почему-то моя дочь не любила кушать, хотя пожаловаться на свои кулинарные способности я не могу, да и окружающие хвалят. Могу приготовить всё, кроме «птичьего молока» – это любимая фраза моего покойного отца, он любил говорить: «У нас в доме всё есть, не хватает только птичьего молока», – ну естественно это не относилось ни к десерту, ни к конфетам – это было риторическое сравнение. Маленькая вспышка моего детства: жили мы небогато, но для жизни у нас всего хватало: и одежды, и еды, и всякой вкуснятины. Только теперь я понимаю, по прошествии стольких лет, что моё детство проходило при коммунизме, и вообще, что связано с моим детством, юношеством, навевает такую щемящую тоску, что выступают слёзы ни с того ни с сего, подкатывает ком к горлу, и думаешь: «Что людям надо? Ведь у каждого одна жизнь, живи и радуйся каждому дню, солнцу, луне, ветру снегу, дождю, ведь это дано всем. Почему кто-то хочет забрать это у соседа? Так мало того, что забрать благость бытия, они забирают жизнь. Кто им дал право на это?»
Вечер прошёл относительно спокойно, однако была слышна глухая канонада. Но на следующий день это канонада стала слышней. Я перезванивалась со своей подругой, которая жила в районе Мариупольской развилки, оттуда тоже были слышны сильные залпы. Она рассказывала, что летом это был сплошной град из снарядов, отдыха не было ни днём, ни ночью. В доме она была с больным мужем, у них маленький флигелёк, такое ветхое строение. И уже сейчас она с горькой улыбкой вспоминает, что, заходя с мужем в маленькую ванную комнату, тщательно закрывала дверь за собой, этим себя успокаивала, что, если прилетит снаряд, то эта хлипкая дверь защитит их, как броня. Недели полторы были слышны то тише, то громче раскаты канонады, по телевизору слышали сводки, которые ничего хорошего не предвещали. Звучали только слова: смерть, разрушения и самое страшное, что гибли дети, которые ещё не видели жизнь.
В связи с этими ужасными событиями, моё здоровье, которое и так не блистало, пошатнулось. Ночами поднималась от того, что сильно болело сердце, мерила давление, и оно держалось 200/100 даже, несмотря на то, что пила горстями таблетки. Я была очень напугана тем, что дочери всего лишь десять лет, что сейчас такая обстановка, и если я умру, это ляжет тяжёлым бременем на моих близких. Мало того, что материальным, так как финансы у нас были не очень большие, пенсию мою по инвалидности не платила Украина, какие-то слёзы на ребёнка – тоже их не было, можно было только рассчитывать на продуктовый паёк, который полагался мне и моему ребёнку, но и этот паёк какое-то время мы не могли получить, потому что я боялась отправлять мужа в центр города, где были сильные обстрелы с самого утра и до позднего вечера. Я панически боялась его разговоров о том, что он собирается идти воевать. Я ему доказывала, что моё плохое состояние здоровья в это тяжёлое время очень опасно тем, что из медработников никто не придёт ко мне на помощь. Скорая помощь выезжала только для раненых: будь то это мирный житель, будь то это военнослужащий. И, если со мной что-то случится, то он останется с дочерью, а не она одна в этом большом, страшном мире. В меня вселило надежду одно обстоятельство, которое неожиданно пришло мне на помощь. Когда в очередной раз я позвонила в 103, на другом конце провода мой заказ на вызов скорой помощи не приняли, но женщина спокойным голосом попросила рассказать ей, что со мной происходит. Она меня выслушала и дала консультацию, что мне нужно сделать, чтобы сбить давление. Оказывается, это был врач, который дежурил на телефоне, а не обычный диспетчер, который принимал вызовы. Я её поблагодарила за профессиональную консультацию, и она сказала, что можно звонить в любое время дня и ночи. Мне очень приятно было осознавать, что наши медработники, хотя бы таким способом, могли оказать первую медицинскую помощь.
Наступили страшные тяжёлые дни, о которых даже спустя несколько лет, я вспоминаю с холодящим ужасом. Опять повторюсь, что каждый день по телевизору мы слышали сводки и репортажи с места событий, где были показаны крупные разрушения жилых домов и трупы, трупы, трупы… Бомбёжки не прекращались ни днём, ни ночью. Я могла перезваниваться только со своей подругой, которая жила на Мариупольской развилке, и спрашивать, с ёё ли стороны идёт обстрел, потому что, как говорила ранее, что этот район, где мы сейчас жили, был менее подвержен обстрелу. Но наступил тот день, который разрушил нашу мирную идиллию в этом районе. Как-то вечером начался такой сильный обстрел, что тряслись окна. Опять я послала мужа к соседям, чтобы он узнал, где здесь расположено бомбоубежище. Одела ребёнка, собрала все документы, сумку с едой и водой и ждала возвращения мужа. Забегая в квартиру, он сказал: «Берите быстро вещи, одеваемся и спускаемся в подвал!» Быстро спустились с третьего этажа, вышли на улицу, с торца дома был вход в подвал. Открыли замки, включили свет и вошли в подвал. Нашли ту комнатушку, которая принадлежала моей сестре, хлипкая деревянная дверь открылась со скрипом. Мы зашли в маленькую комнатку, в которой с трудом могли расположиться три человека. Сели на пустые стеллажи, опять, как раньше, глядя друг другу в глаза, мы с мужем спрашивали друг друга: «А что теперь?» Как-то странно всё происходило: бомбёжка всё усиливалась, но не одного человека, кроме нас, в этот подвал не спустилось. Мы там просидели часа два, наверное. И где-то в начале первого ночи, бомбёжка потихоньку стихала, и мы решили вернуться в квартиру. Зайдя туда, мы сняли верхнюю одежду и разобрали сумку с продуктами, все остальные вещи стояли возле двери. Мы попили чаю и легли спать. Сон не шёл. Мы лежали на большой кровати, между мной и мужем лежала одетая Лизонька, мы с ним тоже были одеты, на случай, если ночью будет бомбёжка – сейчас все так делали, чтобы набросить на себя верхнюю одежду, взять необходимые вещи и спуститься в бомбоубежище. Ночь была более менее спокойная, были единичные бахи, но не очень близко. Зато, когда на улице расцвело, я услышала такой страшный свист летящего снаряда. Дочь спала. Я думала, муж тоже спит. Открыла глаза и смотрю на него, и опять эта немая сцена – разговор глазами. Я придвинулась вплотную к Лизоньке и обняла её, то есть я надеялась на то, что если что, я могу закрыть её своим телом. И вдруг свист прекратился, и где-то совсем близко разорвался этот снаряд. Стёкла уцелели, но звук был оглушителен. Это я так долго описываю, хотя это произошло в считанные секунды. Когда произошёл взрыв, очень странно, но мне стало легче, и нервное напряжение на какое-то время меня покинуло меня. Я быстро разбудила Лизоньку, муж уже стоял возле двери одетый, но пока мы копались, всё стихло, как будто ничего и не было, и мы решили в подвал не спускаться. Потом по сводкам мы узнали, что бомбили металлургический завод, который находился недалеко от нас.
В один из вечеров, мы сидели, и каждый занимался своим делом, балконная дверь была прикрыта лёгким шпингалетом, и вдруг дверь распахнулась со страшным хлопком, дом как будто подбросило и поставило на место, как выдержали стёкла – я до сих пор не понимаю. Лизонька выходила из ванной, и её так задело волной, что она чуть не упала и со страха побежала ко мне на руки. Её страх передался нам и парализовал на какую-то минуту. И всё как началось внезапно, так же внезапно и закончилось. Опять эти спешные сборы, опять эта суета, гонимая страхом, но была тишина. Опять мы никуда не ушли с квартиры, и эта ночь была совершенно спокойная. Казалось, надо было бы радоваться этой тишине, но была в душе такая тревога, что перебить я её я не могла ничем: ни работой на кухне, ни вязанием, ни просмотром фильмов. Это продолжалось до следующего вечера. Потом по новостям мы услышали, что это был взрыв от Точки-У, который произошёл возле нашего аэропорта, а расстояние от нашего дома до взрыва было примерно около двадцати километров. Находящиеся рядом постройки были сметены, деревья были срезаны как будто острой бритвой, и воронка, образовавшаяся от взрыва, была глубиной примерно с пятиэтажный дом, а её диаметр не говорили по новостям, но, когда оператор показал её в полную мощь, то корреспондент, который спустился на дно воронки, казался муравьём. Но новости на этом не закончились. Ведущий сказал, что Украина направила самолёт сначала на Горловку, а потом на центр Донецка, сбросить такие же Точки-У. И эта моя непонятная тревога достигла своего пика, на котором ничего хорошего нас не ждало. Это чудовищное событие должно было произойти, по объявлению ведущего, сегодня вечером. Опять эта молчаливая суета, сборы всего необходимого, Саша опять побежал по соседям, узнать, где расположено настоящее бомбоубежище, а не хлипкий подвал старого дома. Когда мы уже собрались, вошёл муж и сказал, что ближайшее бомбоубежище находится в подвале школы, и ещё новость, которая привела в смятение, что на улице стояли люди и разговаривали о предстоящей бомбёжке этими страшными бомбами. Дрожащими руками взяли вещи, закрыли дверь и ноги, которые отказывались слушаться, быстро спускали по пролётам лестниц. Выбежав на улицу, нас встретили морозные сумерки, с неба что-то капало, асфальт был покрыт тонким ледяным настом, и быстро идти по такой скользкой дороге было невозможно. Проходя мимо второго подъезда дома, мы увидели, как несколько женщин вышли из подъезда не одевшись, стояли с растерянными тревожными лицами, оглядывались по сторонам и было такое впечатление, что они вообще не знали что делать. Я подошла к ним и сказала: «Чего вы стоите? Собирайтесь быстро и бегите в бомбоубежище!». На что одна из них ответила: «У нас лежачая мама, её не донести и мы останемся дома». Я выразила своё сочувствие, и мы поскользили дальше. Мало того что от страха ноги не слушались, так ещё этот каток, который сковал все дорожки, ледяной ветер сыпал в лицо не то снег, не то дождь, но на всё это никто не обращал из нас внимание. Минут через десять мы добрались до школы. Только теперь я понимаю, что это ветхое строение с его дряхлым подвалом не только бы нас не защитило, а вместе бы с нами стёрлось с лица земли. И, тем не менее, мы спустились в подвал, и опять я занялась какой-то бессмысленной работой: начала протирать столы, расставлять стулья, думала, что сейчас хлынет народ. Там были три смежные комнаты, я ходила и выбирала, какая комната надёжнее. Остановились на одной из них, сели. Пришла ещё одна семья: муж, жена и ребёнок, несколько женщин. В общей сложности нас было где-то 10-15 человек. Бомбёжка была слышна где-то не очень близко. Все старались не смотреть друг другу в глаза, пытаясь скрыть страх и тревогу, которая присутствовала у всех. Прошло часа три, канонада почти стихла, с горькой иронией в словах, мы пытались шутить на тему войны, но у всех получалось очень плохо. Все потихонечку начали расходиться. Уже не спеша, скользили мы по асфальту и потихонечку приближались к дому. В тёплой уютной квартире нас ждал ароматный чай с вкусными печенюшками. После этих напряжённых часов мы все разомлели, как после деревенской баньки, напились чая и уснули.
Конец ознакомительного фрагмента.