Город смерти
Шрифт:
— Я тебя не узнаю. Пойдем, поищем маманю хвостатого.
Вадим двинулся к палатке. Такие брезентовые страшилища хранились на антресолях у походников старшего поколения, у бывших бардов, байдарочников и альпинистов. Эту украшали многочисленные заплаты, она выцвела давным-давно. У входа Вадим крикнул:
— Эй, хозяева!
Ответа не было. Сандра топталась позади. Вадим решительно заглянул внутрь. На подстилке дрыхла, раскинувшись звездой, молодая женщина, дебелая, чумазая. Вылитый младенец. Одеждой мадам себя не утруждала, по жаре почивала
За спиной мучительно блевала Сандра.
Вадим бы с удовольствием к ней присоединился. Баба смердела немытым телом и самогоном, и при одном взгляде потенция гарантированно пропадала на две недели вперед.
— Ма-ма-ма!
Вадим поставил ребенка на пол палатки. Младенец опустился на четвереньки, подбежал к маме, схватил обеими руками грудь и принялся пить, чавкая. Дама обняла его, не просыпаясь. Вадим выскочил наружу.
— Не должно, — Сандра вытерла рот рукавом, — этого не должно быть!
— Да ладно… Видал я и похуже… Пойдем-ка отсюда побыстрей.
Они зашагали рядом, стараясь не смотреть по сторонам. Сандра в последнее время нервная, дерганная. ПМС у нее, что ли? Или большое скопление «нелюди» так действует? Она же — чистый лунарь, ну, в прошлом. Так ее воспитали. Если не кокетничать, не красоваться перед Сандрой, следовало признать: муты отвратительны. Вадим вполне разделял точку зрения «их не должно быть». Но признать мутов недостойными жизни — отбросить окончательно все оковы цивилизованности, стать таким же, как Леон. Или хуже — как Ходок.
— Куда их всех несет такой толпой? — решил разрядить обстановку Вадим. — Ты не узнала? Мне девчонка рассказывала о пропавших людях…
— Якобы что-то жуткое поселилось южнее. А что и почему жуткое — они сами не знают или говорить не хотят. Ты не переживай, если хоть кто-то из них в курсе, Леон эту информацию вытащит. Он такой. С ним не промолчишь.
Раздался знакомый гул. Вадим задрал голову. Вертолеты летели со стороны Москвы, три болотно-зеленые машины. И тут же стойбище наполнилось криками, плачем, заметались муты, сшибая друг друга, кинулись к лесу…
— Пиздец! — заорала Сандра. — Бежим!!!
Ее точку зрения Вадим разделял. Сандра отшвырнула курицу, схватила Вадима за руку и рванула к лесу вслед за расторопными мутами. Под ноги кидались дети, куры, гуси, домашняя утварь. Сандра неслась, как по асфальту, отшвыривая с дороги все живое, перепрыгивая через костры, ямы, оглобли. Вадим спотыкался, дурел от толчеи и шума. На него налетел (и был тут же отброшен Сандрой) мутноглазый дядька с трехцветной, как шкура кошки, бородой. Муты, бежавшие впереди, дрогнули. Остановились. Попятились. Вадим представил, как они разворачиваются и несутся волной обратно в лагерь. Затопчут же.
— Сюда! — Сандра потащила Вадима в сторону и нырнула под телегу. — Если подожгут — все, пропали. И так пропали. Но если подожгут…
Кроме них, под дном телеги оказалась собака. Большая такая, мохнатая, вонючая. Псина вывалила язык и «улыбнулась». Курица Вадима придушенно захрипела, он наконец вспомнил о ней и отшвырнул в сторону. Сандра вжалась в землю, насторожилась, ее ноздри раздувались, глаза превратились в щелки.
— Оставайтесь на местах! — раздался усиленный голос, перекрывший шум паники. — Всем оставаться на местах!
— Гарик, — охнула Сандра, — Толстый Гарик, точно. Ничего себе, за нами Гарика послали. Вот уж не думала… Эх, блин, и убить его нечем…
— Оставайтесь на местах, или мы вынуждены будем открыть огонь!
— Облава. — Сандра посмотрела на Вадима с подозрительным блеском в глазах. — Облава, милый. Это даже не пиздец, это совершенный, полный, абсолютный, кромешный пиздец! Нам не выбраться. Нас вычислят сразу, начнут всех проверять — оп-па! У них же наверняка есть твоя фотография. Ну, или пидора-двойника фото — без разницы.
— Меня по фотографии не узнать, — улыбнулся Вадим, — я там чистенький, а тут я грязный и бритый. И морда заросла. Как в гриме, блин.
— Точно.
Она замерла, боясь спугнуть мысль.
— Точно. Мы — муты. Запомнил? Обычные муты. Идем со всеми вместе, спасаемся от какой-то дряни. Надо погуще дерьмом обмазаться. И ботинки сними. Босиком походишь. И голову, голову тоже — грязью! И рожу! Ну?
Разуваться Вадим не стал — и так ботинки утратили первоначальный лоск, покрылись коркой, разбиты вдрызг на дорогах этой России (которые после войны лучше не стали, естественно). Он послушно вымазался подтележной пакостью, провел пальцами по лицу, изображая Рэмбо. Сандра после тех же манипуляций ничем не походила на его знакомую — замарашка какая-то. Никому и в голову не придет, что бывший лунарь добровольно так угваздается!
Собака наблюдала за людьми с интересом.
— Проверь телегу, — совсем рядом появились берцы, прямо перед носом. — Половина попряталась, вот ведь дрянной народец. А приказ — всех собрать.
Лунарь заглянул в их убежище. Собака шумно почесалась, Сандра глупо хихикнула, Вадим выдал самую идиотскую из заискивающих улыбок.
— Оп-па! На выход, быстро! Вылезаем, я сказал!
Они выбрались, встали кособоко, Сандра смотрела под ноги, Вадим — на нее.
— На меня смотреть! На меня, шваль! Вот ведь уроды, вы что, вообще не моетесь? Слышь, капитан, они вонючие. Меня сейчас стошнит.
— Головы поднять! В лицо смотреть! — рявкнул капитан.
Вадим послушно уставился на лунарей. Страха не было, только отчаянная пустота. Он вспомнил, как Сандра играла дурочку, и решил придерживаться той же тактики: дебил я. Идиот. Вонючий. Но мирный-мирный, тихий-тихий.
— Фу, — поморщился капитан, — вы что, специально в грязи валялась? Ты посмотри, он там с бабой был…
Вадим сделал вид, что застегивает ширинку.
— Маленький чпок, — заныла Сандра, — хотите большой чпок, добрые люди?