Город смерти
Шрифт:
Боковым зрением Вадим уловил движение — резко обернулся: никого. Но откуда тогда незримое присутствие чужака? Нервы расшатались. В мертвом лесу и не такое померещится. Что-то завозилось в папоротниках, стихло. Шумно дыша, Вадим вынул пистолет. Кожу покалывало от избытка адреналина.
Никого не дождавшись, он продолжил путь, и вдруг туманным призраком впереди вырос Леон. Вот кто возился в зарослях!
— Куда собрался? — Леон криво усмехнулся и снял пистолет с предохранителя.
«Лучше издохнуть», — подумал Вадим обреченно, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
— Стыдно,
За его спиной обозначилась Сандра. Она смотрела… нет, не как на дерьмо. Как на раздавленное насекомое, которое копошится из последних сил, а следом тянутся внутренности. Если бы она оскорбляла, если бы даже набросилась с кулаками, было бы проще. Нет же, наблюдает, ждет чего-то.
— Кинуть, значит, решил? Знал, что ты сука, но чтобы такая…
Хотелось оправдаться, но все слова улетучились. Все равно не поймут. Не поймут, что обрекают себя на смерть. Думают, что в рай идут, но на самом деле…
— Там не так уж все радужно… для вас. Там…
— Ах ты гнида, — не выдержала Сандра. — А я поверила… ты… убью суку! — шагнула навстречу. — Подтерся — и на помойку? Гнида… да твои двойники по сравнению с тобой — святые! Шваль. Какая же ты падаль.
Замахнулась, чтобы влепить пощечину, — Вадим инстинктивно отшатнулся. Но удара не последовало, Сандра сникла, сжала кулак, содрогнулась от отвращения.
— Веди, — скомандовал Леон. — Только без глупостей.
— Я туда не хочу… — пробормотала Сандра. — Вдруг там все такие? Пустые оболочки, заполненные… саркомой.
— Развернулся и пошел, — рыкнул Леон и ответил Сандре: — В любом обществе девяносто процентов — дерьмо. У нас это грязное, неграмотное быдло, у них — вот такие полипы. С полипами проще. Главное, не воспринимать их всерьез. И радиации там нет, из пакости — только люди. Так, Дизайнер, я кому сказал…
Вадим опустил плечи и поплелся вперед. Все, хана. Или не тронут? Им, главное, из этой задницы выбраться, а там авось пронесет. С одной стороны, так лучше: не будут мертвым грузом на шее висеть. Взгляд Сандры он старался не вспоминать. Переспать не значит жениться. Да, некоторое время он даже любил Сандру. Недолго, конечно, зато искренне. Разве он виноват, что любовь так быстро ушла? Что, теперь всю жизнь посвятить чужому человеку? Нелепость. Она и сама со временем поймет, что это затмение — не более чем жажда нового.
В горле мучительно засвербело. Ощущение было такое, будто застряла рыбья кость. Вадим набрал побольше воздуха и согнулся в приступе нестерпимого кашля. Из глаз брызнули слезы. Казалось, еще немного, и выскочат кишки.
После очередного спазма горло обожгло горячим, рот наполнился солоновато-горьким — Вадим вместе с кровью выплюнул тугой комок мокроты, вытер рот и, обессилев, сел и уткнулся в колени.
— Что с тобой?! — Ужас Сандры стегнул кнутом, проник под кожу и разлился холодом по позвоночнику.
Медленно-медленно Вадим поднял голову: кровь на штанах. Откуда? Что это? Лучевая болезнь? Ничего, дома вылечат…
Нет. Не вылечат. В его мире еще не научились лечить рак.
Среди забрызганной кровью травы копошилось то, что он принял за мокроту, — маленькое розовое существо. Оно живет внутри. Притаилось, накапливает силы… скоро начнет расти, сдавливать внутренности, разбирать ткани и строить, строить себя… Вспомнилось, как от рака умирала бабушка, как корчилась, а врачи только пожимали плечами. Все. Теперь — точно все. Никакое чудо не спасет. Вот почему так кружится голова и колет в боку, там — оно. Не хватило нескольких шагов.
Вадим вынул пистолет, направил дуло в висок, зажмурился. Холодный курок впился в палец. Легкое нажатие — и все закончится.
…Растрепанные нити тумана висят в воздухе, пульсируют, гладят кожу. Словно по велению мысли, тучи разошлись, в разрыв выглянуло солнце — туман заиграл всеми цветами радуги. Приветствуя светило, качнулись верхушки елей. На папоротнике горела рубиновым капля росы.
Почему все это так жалко терять? Вадим распластался на траве и замер, жадно вбирая ощущения, запахи, звуки.
Молчание нарушает Леон:
— Дизайнер. Вставай — и вперед.
— Не могу, — говорит Вадим то ли обреченно, то ли с удовлетворением. — Хреново мне — не видишь? Слушай! Может, ты меня пристрелишь? Что тебе стоит, а?
«Чего тебе стоит, а?» эхом отзывается в сознании. Он что, думает, что убивать для Леона все равно что справлять нужду? И обо мне он так же думает? В глубине души, за коконом отстраненности, ворочается злость. Холодея, смотрю на крошечную тварь, укоренившуюся в почве. Минуту назад мне хотелось прикончить Вадима. Растоптать. Размазать по земле тонким слоем. Сейчас во мне зреет, заслоняя Вселенную, странное чувство — смесь жалости и гадливости. Лет восемь назад я поймала огромную ярко-желтую гусеницу, посадила в банку с травой — мне интересно было, что вылупится из куколки. Но гусеница оказалась зараженной, через пару дней из нее полезли черви…
Вот Вадим. Как жалко! Все могло быть так красиво. Ноет в груди, сдавливает горло. Нет, не зареву. Он недостоин. Он меня предал и даже этого не скрывает.
Катится слеза по щеке. Щекотно. Слизываю ее. Черт. Я же его ненавижу, почему тогда?.. И откуда эта надежда — глупая, абсолютно пустая и все равно цепляющаяся за жизнь?
— Сандра, — шепчет Вадим, поднимаясь. — Помоги мне, я не могу сам — жить люблю. Потом будет больно. Пожалуйста!
И снова кашель. Вадима скручивают спазмы, целюсь ему в голову, перед глазами пелена слез. Вроде его приступ закончился. Отплевываясь, он с мольбой смотрит на меня.
— Извини, что так получилось, — продолжает он, в уголке губ надувается кровавый пузырек. — Пусть я сволочь, я гондон, но даже гондон заслуживает человеческую смерть. Добей!
Леон поджимает губы. Потирает подбородок. Держусь из последних сил.
— Идем отсюда. — Леон разворачивает меня и толкает вперед. — Вверх по туману. Давай. Ну же!
Бреду по молочной реке, обхватив плечи руками. Не хочу к чужакам. Без Вадима его мир для меня пуст и бессмысленен.
— Ноги — выше! — командует Леон. — На землю смотри, не наступи на эту хрень.