Город света (сборник)
Шрифт:
— Беги, Лиза, открывай дверь на лестницу. Пусть соседи вызывают милицию.
Лиза, как ветер, помчалась и стала стучать в собственную дверь. Мужчина задумчиво встал, зевнул, взял в руки туфли и в одних носках выбежал на лестницу, мимо Лизы. Сказал: «Простите» — и как был, без лифта, в носках, быстро ссыпался вниз по лестнице.
Лиза с торжеством захлопнула дверь. Сестры кинулись обниматься. Потом Рита сказала:
— Нужна мама.
— Или бабушка, — откликнулась Лиза.
— Генриховна! — воскликнули обе.
Сестры быстро собрались — был уже белый день — и тронулись в путь. Они решили предложить Генриховне пожить у них. Тем более что у нее была швейная машина.
Они постучались в дверь Генриховны и не получили никакого ответа. Они долго стояли под дверью, барабаня кулаками и пятками, пока снизу не поднялась женщина с очень злым лицом.
— Вы что тут колотите, отравы?
— Извините ради Бога, — ясным голоском сказала Рита. — Мы пришли навещать больную, а что-то случилось.
— Что стучать, как психи? — успокаиваясь, сказала соседка. Она поднялась и позвонила в дверь рядом. Тут же открылась на цепочку дверь. В щели было чье-то большое сморщенное ухо.
— Дядя Сеня, — сказала женщина, — а чего с той, из десятой?
— А че?
— Не открывает она. Милицию вызвать?
— Не знаю, — отвечал дядя Сеня, гремя цепочкой и открывая дверь пошире. Он предстал во всей своей красе: в голубой майке, в шапке-ушанке ушами вверх, тесемками вниз, в голубых кальсонах и бритый, но недели две назад.
— Ты чего? — спросила соседка.
— Болею, — отвечал дядя Сеня.
— Во, лучше с соседями жить, чем так, одной… Раз — и все.
— А соседи сдадут в богадельню, — отвечал дядя Сеня, весь в пуху, видно, спал на подушке.
— Ну, — сказала соседка. — Я пошла. У меня Володька спит, а эти как начали колотить… Вы, девочки, сами кто?
— Мы ее родственники, — соврала скорая на такие дела Лиза.
— Но не прямые, — поправила ее Рита.
— А, ну что ж теперь.
А за спиной дяди Сени встала толстая бабушка, босая и с тряпкой в руках.
— Это про что разговор?
— А из десятой… Не открывает какой день…
— Вчера мы у нее были, все было в порядке, — опять соврала Лиза.
— А, ну в магазин побежала, — зевнул дядя Сеня и захлопнул дверь, наложивши затем цепочку.
Девочки вышли и сели во дворе ждать. Идти домой было страшно: а вдруг там на лестнице сидит рыжий мужчина и хочет их побить.
Тем временем подошел вечер. Было все еще светло, но в окнах зажигались огни. Бегали и кричали опьяненные свободой дети, отработавшие свой день в детском саду. Звучала музыка. Мимо ходили люди, но Генриховны не было. Может, ей стало плохо на улице и ей вызвали «скорую»? Девочки сидели очень долго, до полуночи, потом поплелись домой. На лестнице никого не было. Девочки быстро отперли дверь и скрылись у себя в квартире. «Слава тебе, Господи!» — воскликнули обе старушки в восторге. Приняли душ. Съели борщ с хлебом и выпили горячей воды. «О счастье. Дома, дома!»
Ночью Лиза во сне плакала. А Рита не спала и с тоской думала о Генриховне. За этот день у нее душа так наболелась об этой чужой, посторонней старушке! Она вспоминала ее деликатность, спокойствие, тактичность даже по отношению к Чумке и Холере. Чумка и Холера часто консультировались у Генриховны насчет болезней. Но Генриховна была врачом для самых маленьких, микропедиатром, то есть она была специалистом по детям в возрасте до одного месяца. И потому очень часто она просто сочувствовала, а рецептов не давала. А старая Лиза всегда вмешивалась и давала точные и подробные советы, как что лечить. Лиза обожала лечить. «В сущности, — думала Рита, — Лиза спасла меня от смерти». Рита встала и, как это делала мама, подула на Лизин лобик. Лиза вздохнула и перестала скулить.
Утром девочки были опять у дверей Генриховны. Они позвонили. Прошло много времени, и в глубине квартиры что-то стукнуло и тяжело задвигалось. Прошло полчаса. Генриховна открыла им дверь, сидя на полу.
— Ой, здравствуйте, — захлопотали девочки. — Где же вы были, мы к вам приходили.
Генриховна задумчиво смотрела на них с пола, опираясь на руку.
— Вам было плохо? Мы как чувствовали. Вы помните? Мы девочки из сквера. Вы нас поили чаем.
Генриховна кивнула.
— Мы забеспокоились и вот пришли. Как вы себя чувствуете?
Генриховна открыла рот, но ничего не сказала.
— Вы не можете говорить?
Генриховна вдруг заплакала. Она сидела на полу и лила слезы.
— Вам надо в больницу, — сказала Рита.
Они вдвоем втащили Генриховну в комнату. В комнате был перевернут стул и на полу лежал разбитый стакан в луже.
— Она так вот и пролежала весь вчерашний день, — сказала Рита. — А ну, Лиза, сбегай домой, поищи-ка мазь.
Лиза кивнула и помчалась.
Рита, как могла, уложила Генриховну, дала ей попить, сварила ей кашку на воде и покормила. А Лиза все не шла. Настал вечер. Лизы не было. И Рита беспокоилась все больше и больше. Куда могла деваться двенадцатилетняя девочка с ключами? Ближе к ночи Лиза пришла бледная.
— Никакой мази нет, ни одной. Я искала как сумасшедшая. Я ушла, а они все уже сидели на лестнице. Но лифт пришел быстро. Я успела.
Лиза с Ритой поселились у Генриховны. Только один раз они ночевали у себя, чтобы получить Лизину пенсию. И опять устроили маскарад для почтальонши, причем Рита строго предупредила ее никому адреса не давать.
Они кормили бабу Майю. Рита делала ей массаж, как когда-то отцу, доставала лекарства. Вызвали медсестру с уколами. Баба Майя все понимала и старалась изо всех сил, потихонечку делала гимнастику пальчиками, потом руками. Через полтора месяца баба Майя сказала:
— А-и-а…
— Спасибо вам, — перевела Рита.
Баба Майя дальше сказала:
— О-о-ые э-о-и (хорошие девочки).
К августу Майя Генриховна уже гуляла во дворе и говорила всем:
— Мои внученьки приехали.
В сентябре девочки пошли в школу. Майя Генриховна сходила туда и сказала, что они приехали издалека, немного поучатся без документов.
Кому какое было дело? Девочки пошли в школу, сначала с радостью, потом, как все дети, уже с неохотой, а иногда даже сопротивляясь по утрам, особенно Лиза.