Город Зга
Шрифт:
Чудом было всё, что мы смогли. Мы проделали путь в три тысячи километров. Без документов (паспорта у нас изъяли дальновидные власти), без достаточных денег, без чёткого плана действий, без навыков конспирации, с двенадцатилетним ребёнком на руках. Наши наблюдатели и преследователи, матёрые профессионалы, теряли нас из виду там, где никак не могли потерять. Мы странным образом оказывались с ними в разных поездах, едущих в одну сторону. Непостижимо ломались, сходили с дороги их новейшие машины, следовавшие за развалюхой-автобусом, увозившим нас. Они на секунды не успевали к нам у билетных касс, на посадочных платформах, в вокзальных круговоротах людей. Мы никуда не убегали от них, мы просто ехали своим путём. Я не видел лица ни одного из них. Я их всех чувствовал. Я чувствовал всё, что они делали. Их было не меньше десяти.
В конце концов мы вышли из автобуса посреди степи и долгие часы шагали по знойному безлюдью, не зная куда, но туда, куда было нужно. И уже в сумерках нам, шатающимся от усталости, явился наш спаситель Итван.
Теперь уже почти всё позади. Когда проснутся Вела с Лёнчиком, мы перекусим и пойдём напрямик к Кайме. Плевать нам на патрульные вертолёты, ничто не сможет остановить нас. А пока они спят, я успею взглянуть на Стаю. Это недолго.
— Послушайте, Итван… А как вас всё-таки по отчеству?
— Итван.
— Вчера не до разговоров было. А сейчас… Что вы думаете обо всём этом? — я кивнул на горизонт, что-то это должно значить.
— То и значит, — Старик на ходу набивал табаком свою чёрную трубку. Вместо кисета он использовал деревянный цилиндрический школьный пенал, — То, что каша, которую здесь заварили — ох и туго отхлебнётся. Не встала бы нам поперек.
— Кому — нам?
— Человекам — нам. Всем сущим, что ни на есть. А то и грядущим.
— Даже так?
— У меня старший сын работал в одном из модулей научного этого… комплекса. Приезжал. Рассказывал. То что, можно. И даже — что нельзя. Вместе домысливали. Не даётся.
— Помогите и мне домыслить.
— Ты згинец? — Итван, к моему удовольствию, перешёл на «ты», — Родился там?
— Да.
— Ну тебе должно быть хоть что-то ясно.
— Пока ничего. Я жил далеко отсюда.
— Что тебя интересует?
— Скажите, почему взорвали бомбу? Взорвали же бомбу? Не ошибся я?
Итван разжёг свою трубку, выпустил слоистый клуб дыма.
— Экхм. Это такой совершенно секретный секрет, что он известен всем. Отчего-то. Но до бомбы было и другое.
— Что?
— Источник излучений им никак не давался. Очень хотели они его прибрать к рукам. Особенно военные.
— Зачем он военным?
— Ну как же. Излучения, о которых никто ни сном ни духом. Ни один прибор их не ловит. Кроме человека. А человек… человек изменяется от них. Воздействовать можно на человека. С их помощью. На расстоянии. Вот. Поэтому и военных налетело, как саранчи. Стратегический объект. Всё обгородили, оцепили, обсекретили. Всё им подчинялось. Научный комплекс работал на них.
— Удалось им добраться до источника?
— Добраться удалось. Взять — нет. Просчитали, произмерили — под землёй он. Больше километра. Бурят здоровенную скважину. Ствол — так назвали. Зондируют, прослушивают и всё такое… Нету источника. Ниоткуда идут лучи. Не из грунта, не из воды, не из воздуха. Из ничего. И на поверхность поднять их нельзя, хоть тресни. И управлять ими никак невозможно. А наоборот, они сами управляют. Кем захотят.
— Каким образом? — насторожился я.
— В общем, привезли они какую-то машину особенную. Генератор какой-то, что ли. Очень сверхмощный. Я человек тёмный, мне невдомёк. А сын мой в том модуле работал, который занимался этим. Потому знает.
Итван вдруг замолчал, удивлённо-растерянно взглянул на меня, в замешательстве потёр ладонью лоб.
— А зачем я тебе всё рассказываю? И про сына… А вдруг ты — от них, от этих… А потом — и сына… и меня…
— Итван! — развеселился я — Вы на меня ещё посмотрите, внимательно. Хотя вы меня давно уже разглядели, ещё вчера. Вы мудрый, проницательный человек. Вы поняли, что я згинец. Что я не просто так приехал. Что я, возможно, нужен там в Зге больше, чем кто другой. Именно для того, чтобы, как вы сказали, эта каша не встала «поперек».
— Экхм… кхм… — смущённо закашлялся старик, — Мдэ. Так вот, спустили они эту штуковину в Ствол, то ли всю, то ли часть её… не, наверно, часть. Ствол — не колодец, всю-то, наверно, не затолкаешь.
— Не суть важно.
— Вот. Да и включили на всю катушку.
— Зачем?
— Бес их знает. Хотели что-то с лучами сделать. Изменить их как-то. А то — заглушить вовсе.
— И что?
— А не вышло у них.
— И не могло выйти. Что потом? — торопил я старика.
Итван засмеялся — закхекал.
— Потом? Потом начало-ось… веселье.
— Изменилось лучевое психотропное воздействие на людей, — подсказал я.
— На военных. На штатских, в общем-то, тоже. Но больше — на военных.
— А именно?
— Экхм. Забавное дело получилось… Конфуз. Солдаты… как бы это… начали терять боевой дух, воинственность. К оружию стали относиться… с этим… с отвращением, что-ли. Презирать стали оружие, брать в руки отказывались. Средство убийства, мол, недостойное человека, и всё такое. Нет, все здоровы-веселы, у всех всё в норме. Мирно работать — сколько угодно, а к оружию — ни-ни. Испытывали головокружение, тошноту, расстройство кишечника. При наличии автомата. Даже незаряженного. Вот. Ну и… Массовое неподчинение приказам. А что, под трибунал же всех не отдашь. И в психушку всех не положишь.
— Неужели у всех сразу такое?
— Нет, конечно. По-первой, у тех, кто ближе был к этому самому источнику, к Стволу. Потом дальше — больше. Генеральское начальство спохватилось, стало вывозить военных. Не помогло. Ничего не помогло.
— Это всё происходило внутри Каймы?
— Да. И ещё. С этого времени Кайма начала раздвигаться. И изменилась сама.
— Как изменилась?
— Говорят, раньше сквозь неё можно было проходить свободно. И туда и назад. А теперь — с великим трудом. Что-то теперь мешало проходить. Стопорило, — Итван постучал крючковатым пальцем себя по темени, — Здесь что-то стопорило.