Город Зга
Шрифт:
— Эй ты, интурист! — напустился он на меня, — Где тебя носит? Верёвку давай скорей, связать его надо.
— Кто это? — изумился я.
— Сейчас разберемся. Верёвку давай.
Я принёс веревку из рюкзака, мы связали пленнику руки и ноги, не слишком туго, не стяжкой, чтобы он мог ими слегка двигать, но не мог развязаться и убежать.
— Объясните же, наконец, в чём дело.
— Это ты, дорогой, объясни в чём дело, — обиженно сказала Вела, — Куда ты пропал так надолго?
— Я же говорил — хочу поразмыслить немного, разобраться. Я был здесь недалеко, — о том, что я в одиночку
— Это называется немного! — возмутилась Вела, — Мы же волнуемся…
— Виноват, извините. Но зато я кое-что понял.
— Что же ты понял такое? — раздражённо спросил Пенёк.
— Потом. Вы мне про это расскажите, — кивнул я на пленника.
Выяснилось следующее. Собирая дрова для костра, Пенёк вдруг заметил в лесу человека. Человек прятался в зарослях, перебегая с места на место, наблюдал за происходящим на поляне. Хитрым манёвром Пенёк обошёл человека сзади, подкрался, сцапал за шиворот и вытащил на общее обозрение.
Человек выглядел диковато. Одет он был в изрядно потрёпанную грязную рубаху-ковбойку, в джинсы-полулохмотья. Бесформенная, многодневной небритости борода, густые спутанные волосы. Потемневшая от ветра и солнца кожа. Но кожа горожанина, еще не успевшая деревенски загрубеть. По промелькам в глазах угадывался ум, образованность, интеллигентность. По промелькам. Потому что всё остальное между этими самыми «промельками» занимал страх.
Человек был не просто испуган. Человек был жестоко болен страхом. Он вздрагивал всем телом при каждом шорохе или резком движении, поминутно озирался вокруг. Ожидал нападения? Искал убежища? Страх глодал его изнутри, а источник страха был где-то снаружи. Это были, очевидно, не мы, на нас он смотрел вполне спокойно, но его очень нервировали верёвки, которыми он был связан, он постоянно дёргал руками-ногами, ворочался, пытаясь освободиться. Верёвки мешали ему убежать, спрятаться от чего-то гораздо более страшного, чем мы.
Я улыбнулся ему, аккуратно коснулся его плеча.
— Успокойся, мы все твои друзья. Мы пришли помочь тебе. Сейчас мы тебя развяжем, и ты будешь делать всё, что захочешь. Можешь, конечно, убежать, но лучше останься с нами. Вместе легче и веселей.
Он заговорил что-то невразумительное, заёрзал, протянул ко мне связанные руки.
— Но вначале скажи, что с тобой произошло? Чего ты так боишься?
Он бормотал быстро, свистящим шепотом, произнося невнятные части слов. Отдельные слова угадывались, но в какойто смысл они никак не могли сложиться.
— Это, чего ты боишься, находиться там, за лесом?
— Оно не даёт тебе выйти отсюда, да? — я выговаривал медленно, громко, плавно, подавая ему пример. Он понял, отрицательно затряс головой, показывая руками в разные стороны, — Вле… левс… вез… всу… взед… взде… здев… везд…
— Что? Это здесь? В лесу? Везде? Но там ничего нет. Мы ничего не видим. Тебе просто кажется.
Он продолжал трясти головой, подскакивая на месте, в паническом нетерпении протягивая связанные руки.
— Сколько вас тут? Кроме тебя еще есть люди?
Он закивал утвердительно. Похоже, у него не было тяжкого умопомешательства. Вероятно, временный шок, затмение.
— Ты из тех, кого пропустила Кайма? Из тех, кто захотел вернуться? Мы поможем тебе вернуться. Мы идём в Згу.
Пленник вдруг заверещал благим матом. Глаза его округлились, губы побелели. Взвизгивая что-то сов-сем бессмысленное, он тыкал связанными руками в сторону зарослей, в сторону тучной зелёной ели, возвышающейся над другими деревьями. Ни под елью, ни вокруг неё ничего не было. Это для нас не было. Он отчаянно завертелся на месте, задёргался, силясь порвать верёвки, затем покатился по траве, любым способом пытаясь спасаться от чего-то одному ему ведомого. Вопли и взрыды его стали совершенно истеричными, мало похожими на человеческие. Мне ещё не доводилось видеть людей, объятых таким ужасом. От этого, наверное, и умереть можно.
Я схватил нож, догнал пленника, быстро перерезал верёвки у него на руках и ногах. Он вскочил, в несколько секунд добежал до зарослей и скрылся в них.
Я проводил его взглядом, затем повернулся к красавице ели, от которой он улепётывал. Глубоко вздохнул. Теперь я понял всё до конца. Действительно. Логично. Неизбежно. Если не мы — их, то они — нас. Третьего не дано.
Подошла встревоженная Вела, прижимая к себе за плечи Лёнчика.
— Боже мой! Что с ним? Он сошел с ума? Отчего он сошёл с ума?
— От страха.
— От страха? Чего он испугался? Здесь же ничего нет.
— Ошибаетесь. Сюда явился его пугальщик. Вон там он только что стоял, — я кивнул на роскошную еловую крону, — Вернее, двигался. К нему.
— Какпугальщик? — побледнел Лёнчик, — Пугальщики же там, за лесом.
— Нет, дорогие мои. Пугальщики не всегда будут там за лесом. Скоро они придут сюда в лес.
— Что значит, в лес? — осёкся голос Велы, — Что ты говоришь такое?
— Успокойтесь! — я не удержался от снисходительной улыбки, глядя на лица своих друзей, — Все будет хорошо. Я все объясню. Сегодня мы переночуем здесь у костра в нашей шикарной палатке. Хорошо поужинаем и выспимся. А завтра утром выйдем из леса. Обязательно выйдем из леса. И забудем про пугальщиков. Потому что наши пугальщики — это мы.
«Свино-гиено-крокодил» перетаптывался на кривых вывернутых ногах. С нетерпением ожидая, когда я подойду поближе. Я шёл, видимо, для него слишком медленно, и он, чтобы облегчить мою задачу, сам мелкими шагами двинулся мне навстречу. Уродина подросла за ночь и стала ростом с хорошего носорога. Несуразная вытянутая пасть с жёлтыми зубами занимала большую часть головы и могла при желании — а желание отчётливо читалось в лютых зрачках — перекусить меня пополам.
«Перекусить? Как бы не так!»
Я на ходу оглянулся назад. Вела с Лёнчиком и Пе-нёк стояли на опушке леса и, замерев, смотрели на мои действия. Рядом лежали наши упакованные рюкзаки, я бросил свой, чтобы потом забрать. В лес мы уже не вернёмся.
Я заставил себя, глядеть на чудище прямо, не отводя глаз, не мигая. Мне сделалось жарко. Маленькие алые пузырьки жары выбрасывались из сердца с его ударами, всплывали к мозгу и там лопались, расплёскивались, обжигали-застили сознанье чернильной алостью. Вязкий клубок тошноты возник внизу живота и покатился к горлу.